Везунчик - Николай Романецкий Страница 68

3 августа

Ночь провел дома.

Снились странные сны. Будто мы с Катериной барахтаемся в постели и она хочет загрызть меня своим нижним ртом. Гляжу я на него, и противно мне до полного охренения.

Проснулся. И сразу все по-другому. Никогда мне с Катей противно не было, с любым ее ртом. Не выйдет у тебя, Альбина, ничего — какие бы ты сны на меня ни насылала. Я люблю Катю!

Приехал в клинику, сразу к ней.

— Завтра, — говорю, — тебя можно выписывать. Домой поедешь или тут еще полежишь?

— Домой, — говорит.

— Вот и хорошо, — говорю, — я возьму пару выходных, съездим на природу.

— Съездим, — отвечает. — Только я к себе домой хочу. Ты извини, Виталик, но в твоем доме мне будет не по себе.

— Хорошо, — говорю, — я к тебе перееду.

На том и порешили.

5 августа

Вчера выписал Катю. Взял себе два выходных дня. Мымра Наташа предлагала погулять и подольше. Может, воспользуюсь.

На природу поехали только сегодня. Катя была молчалива. Побывали в Зеленогорске, на взморье. Погуляли возле «Пенат».

Ночью мне опять снились дурацкие сны, и утром я входил в Катину спальню со страхом. Принес ей завтрак, увидел поверх одеяла обтянутые ночной рубашкой груди, почувствовал желание и обрадовался. Ничего у тебя, Альбина, не получается.

После «Пенат» Катерина попросила отвезти ее к семигранному болту.

Отвез.

Она постояла, будто молясь.

— Теперь я знаю, — говорит, — за что меня наказал господь.

— За что? — спрашиваю.

Она только головой покачала. Стоит бледная.

Так мне ее жалко стало. Подошел, обнял. И решил, что, хотя прощения мне и нет, искупить свой грех я могу.

— Давай, — говорю, — поженимся.

У нее губы затряслись.

— Правда, — говорю. — Давай?

И тут она все-таки разрыдалась, едва успокоил.

6 августа

Альбина снова насылала свои дурацкие сны, но я не поддаюсь.

С утра сегодня хотел остаться с Катей.

— Возьму еще один выходной, — говорю.

Но она воспротивилась.

— Не надо, — отвечает, — мне уже лучше. Хочу побыть одна.

Я почему-то обрадовался. Поехал на работу.

Альбина полдня ходила вокруг, как кошка вокруг сметаны. В конце концов мне надоело.

— Ничего, — говорю, — у тебя не получится!

— Получится, — отвечает. — Еще как получится!

К вечеру я обнаружил, что никакого желания ехать к Катерине у меня нет. Сел в машину — руки будто слушаться не хотят. Заставил себя.

Клин клином вышибают. По дороге купил бутылку шампанского, шоколад, цветы. Чувствую, руки так и норовят развернуть машину в обратную сторону, к городу. Но пока доехал до места, где можно развернуться, справился с собой. Приезжаю.

Катя встречает меня с удивлением.

— Я ковер купила, — говорит. — На пол в холле. И вправду на полу ковер лежит, оранжевый, словно апельсин.

— Красивый, — говорю.

Она смотрит на меня отчужденно.

— Я, — говорит, — вчера и сегодня биоколлоидом подмывалась.

Это она зря, конечно. Мы, гинекологи, предпочитаем, чтобы травмы родовых путей залечивались обычным, природным порядком.

Однако сказал я не то, что думал.

— Правильно, — говорю. — А я, дурак безмозглый, и забыл тебе подсказать.

— Господи ты боже мой! — отвечает. — А я, дура безмозглая, думала, ты не приедешь.

— Не мог я не приехать, — говорю. — Шампанское вот привез. Начнем, — говорю, — Катенька, все начала?

И мы начали — тут же, прямо в холле, на пушистом апельсиновом ковре.

8 августа

Ночью опять снились мерзкие сны. Катя в них была то паучихой, то каракатицей, то кикиморой, то вообще невесть чем. И когда я забирался на нее, скулы сводило от омерзения. Однако едва проснулся, она оказалась теплой, мягкой и спящей женщиной. И я хотел ее так, что пришлось перебраться сначала на диван, а потом — все-таки! — и на нее.

Альбина явилась на работу мрачнее тучи. А тут я еще масла в огонь подлил.

— Что, — говорю, — слаба все-таки оказалась твоя сила, ведьма-половинка?

У нее глаза замерцали, будто угли в затухающем костре.

— Имей, — говорит, — в виду, я пойду на все!

— Пойди, — отвечаю, — куда хочешь! А пока начинай подыскивать себе новое место работы. Или хотя бы заявление об отпуске принеси.

Она смерила меня пылающим взглядом.

— Пожалеешь, — говорит, — Виталенька. Ой пожалеешь, милый!

— С Катей моей, — отвечаю, — я никогда ни о чем не пожалею! И тебе меня не взять!

У нее глаза потухли, будто я в самую точку попал.

Чувствую, завтра будет наш последний разговор, если не принесет заявление.

Ближе к вечеру позвонил Пахевич.

— Готовься, — говорит Виталик. — Перед нами открываются большие перспективы. Надо встретиться.

Хотел я сказать, что мне теперь его перспективы до лампочки. Но побоялся. Не выпустит он меня из дела. И это будет пострашнее, чем все Альбинины угрозы. Надо думать, что делать… А пока договорились встретиться.