Я и мой летучий мышь - Дарья Ковальская Страница 68

— Вы о чем?

— Все в свое время, девонька, все в свое время.

— А зачем… вы щупаете мне живот?

— А красивый он у тебя, милая. Плоский такой, теплый. Как солнышко.

Тупо наблюдаю, как мне мнут живот, словно пытаясь что-то там нащупать. Было не больно, но как-то странно. Словно что-то смертоносное находится так близко, что вот-вот обрушится, разорвет на части. Ан нет. Держат это что-то под контролем и вред причинять пока не собираются. Какой странный сон, однако. Никогда еще таких снов не видела.

— Так-так… Так. Хм. Надо же.

— Я беременна? — Пытаюсь криво улыбнуться.

— Что? Да Господь с тобой. Нет, конечно, девонька. Какая беременность? Что я, нелюдь какая, так детей подселять? — И старуха хрипло неприятно расхохоталась.

Мне же почему-то стало не до смеха.

— Что тогда?

— Да так… вижу, сердце у тебя доброе, девонька, да душа чистая.

Изучаю свой живот, пытаясь понять, когда туда сердце-то перекочевало, заодно срочно почистив душу, погрязшую в воровстве. Вот это я понимаю: сила испуга.

— Ты не юмори, а слушай, глупая, что тебе бабушка скажет. Завтра иди в башню, так и быть: пропущу я вас по полю. Дам пройти. Да только войти сможешь лишь ты одна. И там тебе придется делать все самой.

— Что все?

— Еще раз перебьешь… — В голосе бабки прозвучала нехилая угроза.

Киваю, плотно сжав зубы и стараясь успокоить снова куда-то рухнувшее сердце.

— Так вот. Камень тот так просто в руки не дастся. Будут тебе испытания. Числом три. Ежели пройдешь — твой камень. А коли не пройдешь — умрешь смертью лютою да страшною. — Подумав, она добавила: — Медленно помирать будешь. Лет пять, это я тебе гарантирую. Так что не советую ничем соблазняться и куда-либо лезть. Только камень, поняла?

Киваю.

— Вот молодец, вот умничка. Ну а коли поняла — дуй отсель. Мне еще ужин готовить, да дом убирать. Ишь, расселась.

Она еще что-то говорила, а картинка перед глазами уже расплывалась, и я снова куда-то начала проваливаться, теряя чувство равновесия, реальности, да и все прочие чувства тоже. После этого мне снова снилось озеро. И парень у дерева. Он был очень похож на василиска, только глаза пылали ярко-алым цветом, а на шее висел тонкий золотой ошейник, из-под которого тонкими ручейками стекала кровь.

Утро коснулось ресниц теплыми лучиками солнца, а в нос медленно вполз запах жареного мяса. Сонно потягиваюсь и открываю один глаз, щурясь от яркого солнечного света. Увиденное порадовало и вселило надежду, что вся эта авантюра закончится хорошо. Поля не было! Был котлован, в центре которого сидел изодранный василиск и мрачно зашивал рану на правой руке. Кэрт сидел у костра и поворачивал деревянный вертел с кусочками мяса, жарящегося на углях. Вид у него был уставший, но довольный. Периодически Кэрт косился на «швею» и чему-то загадочно улыбался.

— Я смотрю, ночью вам было весело.

— Н-да. — Кэрт повернулся и задумчиво на меня посмотрел. — А почему ты не проснулась? Ведь стоял такой грохот, что мертвого бы поднял, не то что спящего.

— Сон хороший снился. — Сажусь, потягиваясь и приглаживая сбившиеся за ночь набок волосы.

— О чем?

— О разном. Ты расскажи, что случилось, авось и я сон поведаю.

— Ты стала как-то странно говорить.

Молча смотрю на Кэрта.

— Да ничего не случилось. Просто тени оголодали, а мы слишком близко развели костер. Вот они и прорвали барьер все скопом. Я держал их, сколько мог, а после Дрейк наконец сумел прочитать заклинание упокоения. Ну и упокоил всех разом. Красиво, кстати, вышло. Я столько боли и ненависти не видел давно. Мне теперь дня три есть вообще не захочется.

— Не поняла. Ты питаешься ненавистью?

— Не только. Но чем сильнее эмоция, тем она аппетитнее. Жаль, что твои эмоции мне неподвластны.

— А Пых?

— А что Пых? Он мелкий и невкусный.

Из-под одеяла высунулась сонная мордашка и тут же недовольно сощурилась, приняв все на личный счет.

— Так, ладно. С этим потом. Но как Дрейка могло так порвать, если он просто колдовал за твоей спиной.

— А кто сказал, что за моей?

— Ну э… Я так поняла.

— Он стоял не здесь.

— А где? — Внутренне холодея и, кажется, узнавая символы пентаграммы в центре воронки.

— В центре поля, конечно.

— И ты ему не помог?

— Я должен защищать тебя, а не его. Забыла?

— Нет. Я… бедняга.

— Не переживай за него. Он сильный. Хотел бы я быть рядом, когда он умрет. Эта душа… наверняка деликатес.

Вздохнув, начинаю одеваться, натягивая на ноги сапоги и приглаживая волосы на затылке.

— Мясо будешь?

— Да, — пискнул мышь и полетел к Кэрту. — Но учти! Я все запомнил!

Кэрт удивленно посмотрел на севшего к нему на плечо пушистика, но мясо дал и даже почесал пухлое брюшко, усмехнувшись, наблюдая, как мышь довольно щурится.

Дрейк подошел минут через пять, сунул иголку с ниткой в суму и накинул на израненную спину плащ.

— Не больно? — поморщилась я.

— Нет. Пошли.

Да уж, краткость — сестра таланта. Встаю и покорно иду следом за ним. В конце-то концов, кто его знает, сколько мне еще жить осталось. Возможно, не более пары часов. Кэрт, затоптав костер, еще раз с удовольствием осмотрел огромную черную воронку, сощурившись, оценил положение солнца над горизонтом и медленно пошел следом. Он абсолютно точно знал, что торопиться ему некуда.

При нашем приближении дверь стала сиять ярче и интенсивнее. Мне даже почудилась какая-то пульсация, словно желтый свет то становился глуше, а то снова вспыхивал с утроенной силой. Или это отблески солнца так слепят глаза? Не уверена.

— А как мы ее откроем? — уточнил Пых, с удобством устроившийся на моей голове.

— Молча, — предположила я.

— Помолчите. — Дрейк остановился и осторожно приложил руку к двери. — Отойдите. Все.

Пожав плечами, удаляюсь на приличное расстояние, чувствуя, как горелая земля забирается в прохудившиеся сапоги и доставляет тем самым массу неудобств. Кэрт остановился рядом, с интересом наблюдая за действиями василиска.

Дрейк начал говорить. Каждое его слово падало, как булыжник, отзываясь гулом и грохотом где-то внизу.

— Амето! Раэ! Каеэрт!

За моей спиной грохнуло, и повисла тишина. Я так поняла, что Дрейк открыл дверь. Обернувшись, я и впрямь увидела открытый проход в замок и лежащую на земле пятиметровую каменную дверь, которая перестала светиться. Василиска нигде не было.