Князь-меч - Андрей Посняков Страница 67

– Тьфу ты! – сверкнули глаза-изумруды. – Вот вроде и верно ты все говоришь, а… тошно как-то!

– Это сейчас тебе тошно, – князь погладил девушку по плечу. – А через десять лет?

– Я не доживу!

– Доживешь! – нахмурив брови, Довмонт повысил голос. – Я все для того сделаю.

– Десять лет… – Рогнеда покачала головою. – Какая ж я тогда буду старая!

– Не старая, а все такая же красивая, как сейчас! В дом тебя супругой ввести – всякий за счастье почтет. А уж я в том помогу, не думай… Ну, что загрустила, душа моя?

– Непонятно у нас все как-то… – опустив глаза, тихо промолвила дева. – Вот, живем с тобой в грехе… а ты меня за падшую не считаешь. Как к человеку относишься.

– Так ты ж и есть человек. И для меня – не полюбовница только, а еще и друг. Самый настоящий, надежный.

Рогнеда шмыгнула носом, видать, приятно было слышать такие слова.

– Ну, не грусти уже… Ага?

– Да не грущу я… просто задумалась. Два немчина из моей ватаги сбежали. Один – пленник, другой…

– Другой – алхимик, – неожиданно продолжил Довмонт. – Совсем еще юный отроче. Это он тебе греческий огонь сделал? Которым ты купчишек немецких пожгла? Да и сторожу нашу напугала.

Разбойница вскочила на ноги:

– Откуда знаешь?

– От верблюда! Неужто у меня сыскных людей нету? Ох, Рогнедушка… Ты мне не вздумай торговлю порушить!

– А то что?

– А ничего. На цепь посажу… да замуж выдам. Ну, чего встала? Немцев-то твоих поискать?

– Сама найду, чай, не дура.

– Не дура, не дура… душа наша, краса…

Князь ухватил девушку за руку, потянул, вновь усадил на колени и поцеловал в грудь. Рука его, скользнув по спине девы, пробралась к животику, поласкала пупок и нырнула меж бедер, к лону. Рогнеда прикрыла глаза, задышала тяжело и часто, закусила губу… и вдруг, сверкнув манящими изумрудами глаз, оседлала князя, словно лихая наездница горячих татарских кровей!

* * *

Небо над головой быстро темнело, становясь низким и угрюмым. Черные кроны деревьев едва виднелись вдали, под ногами путников жадно чавкала трясина.

– Ой, не пройдем, Йозеф! Затянет нас.

– Не затянет, – Йозеф Райс оперся на слегу, обернулся. – Не бери в голову, мой юный друг. И помни – я тебе обязан. Если бы не ты, никогда б из шайки не выбрался. Так что не думай! Теперь моя очередь подумать о тебе… и о нас. Идем! Не вешай носа.

– Да я не вешаю, – отрок устало вздохнул, и Йозеф подбодрил его еще раз. И улыбкой, и словом:

– Видишь там, впереди – темнота?

– Ну…

– Это лес. Твердая почва.

– Но до него же…

– А сломанную вершину ели ты заметил?

Ничего такого Альбрехт не замечал и молча мотнул головой.

– А я заметил, – спокойно продолжил герр Райс. – Как ты думаешь, кто и зачем ее сломал? Я так полагаю – разбойники. Условный знак. Так что не заплутаем мы и в трясине не утонем. Надо просто внимательней быть. Ну, недолго уже. Шагай, дружище.

– Иду…

Юный Альбрехт давно уже собирался уйти от разбойников, да только все не мог выбрать подходящий момент. За ним присматривали и не очень-то доверяли, что и понятно. Чтобы добиться хоть какой-то свободы, хотя бы самой малости, Альбрехт вспомнил своего покойного дядюшку, что занимался поисками философского камня и прочими подобными делами. Одно время Альбрехт даже ему помогал – толок в порошок какие-то снадобья, мыл всякие склянки, ну и был всегда под рукой – сбегай-принеси-подай. Отец, хоть и был олдерменом, этому не препятствовал: дядюшка находился под опекой местного барона, и всеми своими делами занимался в баронском замке. Там-то, в замке, он создал «ромейский огонь», вернее сказать, воссоздал, используя старинный манускрипт, написанный славным рыцарем Робером де Клери после взятия Константинополя во время крестового похода, случившегося в лето одна тысяча двести четвертое от Рождества Христова.

Рецепт этот Альбрехт запомнил и никогда не забывал, надеясь, что пригодится. Конечно, не такое уж и сильное выходило пламя, но горело практически неугасимо. Эта идея очень понравилась атаманше Рогнеде, грозной и невероятно красивой деве. В шайке ею гордились, побаивались и слушались беспрекословно. А кто не слушался, того… однако ж не будем о грустном.

Все необходимые снадобья доставили быстро: и киноварь, и ртуть, и хлопок, и даже персидское земляное масло. Вышло здорово! Ночью, да в темноте ка-ак полетели огненные стрелы, сея в сердцах врагов самый настоящий ужас. С тех пор разбойники к Альбрехту подобрели, правда, присматривали за ним по-прежнему, но уже не так строго, и даже разрешили пообщаться с соплеменниками из пленных. Из тех, кто дожидался выкупа, остальных всех погнали в Новгород – продавать. Богатеев, таким образом, осталось немного – польский еврей-купец, пара его приказчиков да некий Йозеф Райс, немец, больше похожий на итальянца. Весь из себя мускулистый, поджарый, чернявый, с черной щетиною, однако глаза – светлые. Цепкие такие, внимательные.

Вот с ним-то и болтал Альбрехт дни напролет. А что еще было делать-то в разбойничьем убежище за Великой-рекой? Пусто кругом, безлюдье – лес один, урочища да непроходимая трясина.

Герр Райс… или просто Йозеф, как почти сразу стал его называть юный немчин – оказался человеком бывалым, много чего интересного знал и охотно рассказывал, вызывая живой интерес вовсе не только у одного отрока. Сама атаманша – Рогнеда – тоже подходила иногда к амбару, слушала… Честно сказать, Альбрехту ее было жаль. Такая красивая дева – и вдруг разбойница! Могла бы, верно, и за местного герцога замуж выйти… Хотя нет. Если простолюдинка, то не могла. Но! Тогда за богатого купца! В золоте бы купалась, серебром умывалась, из оловянной посуды кушала! И ничего бы не делала – просто жила б в холе да неге…

Об этом вот, как-то уже под вечер, шепотком поведал Альбрехт. Дверь в амбаре была сколочена из крепких и толстых досок, но с большими щелями, чтоб воздух поступал. Вот через эту решетку с пленниками и общались.

– В холе да в неге, говоришь? – переспросив, хохотнул за решеткой герр Райс. – Ах, мой юный друг, ты плохо знаешь женщин! Особенно таких, как эта Рогнеда. Ты на нее взгляни только! Огонь. Не-ет, такая в золотой клетке жить не будет. Зачахнет просто, умрет. Ей свобода нужна, а еще – власть. И то, и другое она здесь, в шайке, имеет. Так что не переживай, юный мой друг Альбрехт! Лучше о себе переживай… – узник вдруг понизил голос. – Скажи, ты так и намерен всю жизнь провести в этой шайке? Нет, с такой красоткой-атаманшей это, может быть, и приятно, но…

– Нет, – быстро отрезал парнишка. – У меня совсем другие намерения.

– У меня – тоже, – приглушенный голос узника отозвался болотным эхом. – Я слышал, как ты вчера молился, извини. Это было так звонко! Особенно когда ты призывал все мыслимые несчастья на голову герцога Плескау.