Клинок Богини, гость и раб - Анастасия Машевская Страница 67

День прошел скверно. Добравшись до личных покоев, Шиада велела принести горячей воды, вымыла ноги, облачилась в сухую одежду и отправилась распоряжаться насчет обеда. Обитатели замка вернулись с воскресной мессы. По здешней традиции в воскресные дни герцогская семья приглашала к обеду после причастия приближенных Лигаров и подданных, занимавших наиболее важные должности в замке, с их семьями. Когда все выстроились у стола, Грей возвестил, что отныне не разделит ни одной трапезы с женщиной, не знающей подобающего ей места, с ведьмой, суккубицей и Праматерь весть кем еще.

– Тебя, лорд Грей, никто и не заставляет. – Жрица пожала плечами и села за стол первой. Неслыханная дерзость!

– Да как ты смеешь?!

– Я могу то же спросить у тебя, – спокойно ответила женщина, жестом веля служанкам раскладывать еду.

– Пошли все вон! – проорал старик. – Берад, Кэй! Вы останетесь и посмотрите на это чудовище! Если и теперь ты откажешься ее выстегать, я сам тебе руки отрежу, олух! – наорал на сына.

– В чем именно ты обвиняешь меня, свекор? – спросила Шиада.

– Я не свекор той, что разрушила жизнь моему сыну!

– Мне казалось, что вышло наоборот, – невозмутимо ответила жрица, принимаясь за еду.

– Гадина! Змея! – с неожиданной для старика силой Грей обрушил на стол оба кулака.

– Конечно, – женщина кивнула рассудительно. – Трудно их не заметить, – сделала жест, будто поправила пару прядей надо лбом. У левого виска мелькнул жреческий символ двух переплетенных змей. – Но знаешь ли, любезный родич, твой сын сам все это затеял и знал, на что шел.

«Да знал бы… – подумал в тот момент Берад. – …Да если бы знал… Все равно бы…»

Шиада перевела взгляд на мужа. Уголки чувственных губ чуть дернулись в усмешке:

– А если и не знал, впредь будет прислушиваться к женщинам, предостерегающим его от необдуманных поступков. Таков его урок.

– Будь проклят тот день, когда он увидел тебя! – визгливо прокричал Грей.

– Если бы культ Праматери не воспрещал проклинать время, которое воплощает суть всякого Круга, я бы тоже так думала, старик. В том дне не было ничего хорошего.

Берад до того опешил, что чуть не навернулся. Для пущей надежности мужчина вцепился побелевшим кулаком в спинку кресла. Кэй, о котором все забыли, переводил взгляд с Берада на мачеху, опасаясь, что если не дед, то отец вот-вот отвесит Шиаде пощечину. И хорошо, если только ее. Но старшие Лигары, как бы их ни распирала злоба и ни душила ненависть, стояли, будто намертво приросли к холодному каменному полу. И он тоже стоял, осознал Кэй. В то время как Шиада, женщина, единственная спокойно сидела и неспешно обедала. «Так вот что такое чары? – задумался молодой мужчина. – Должно быть, они». И невдомек ему еще было, что колдовством невозмутимости владеет всякий, кто познал тайное.

– Ты глянь на себя! Праведная христианка не может быть так красива! Твоя красота грешная, от лукавого! А рабыня Нечистого, ведьма бессильная, которую ты мнишь великой богиней, заморочила тебе голову! Да тебе бы в монастыре жить и прощения вымаливать за лицо, за ересь, за свою женскую природу, а ты вместо этого, неблагодарная, позоришь моего сына! Ведешь себя, как вздумается! И где?! В церкви, в обители Божьей!

Шиада присмотрелась: точно как все незначительные люди, Грей до последней капли яда в душе ненавидел все из ряда вон выходящее, включая красоту.

– Так, по-твоему, Бог так ничтожен, что живет в жалкой часовенке? – спросила жрица. – По-моему, из нас двоих к Божеству непочтителен именно ты, мило…

– Не смей богохульствовать!!! – старик зашелся.

– Или что? Ударишь? Выстегаешь? – усмехнулась. – Коли твой Бог так всемогущ и коли ты так предан Ему, прости меня, лорд-свекор, как и Он бы простил. Вы же, христиане, помешаны на всепрощении!

– Ты глянь, глянь, сынок, на ком женился! Да внимательнее смотри! Издевается над законами Божьими!

– Только над тупостью его служителей, – отложила Шиада приборы задрожавшими пальцами. – Или ваш Бог так неразборчив, что позволяет нести службу неучам, не способным, кроме заученных псалмов, трех слов на священном языке прочесть?

– Да я тебя!.. – возопил Грей.

Шиада перебила:

– Неужели не боишься, что нечистая сила, которой ты так страшишься и коей я владею, сокрушит тебя?

Грей подлетел к ней, схватил за волосы и вытащил из-за стола. Старик был слаб, но Шиаде не без труда удалось вырваться, отскочив в сторону. Две пары глаз – одни гневные, другие глубокие, цвета ночи – горели взаимной ненавистью.

– Говорил я тебе, Берад, не женись на язычнице, говорил ведь! Нет, засваталася на свою голову, дурень! Взгляни на отца, Кэй, увидь, что с людьми делает дьявол, посылая им демонов с ангельским лицом!

Жрица, не сопротивляясь, вскинула голову, отчего Грей замер. Глаза женщины блеснули огнем колдовского зелья на потемневшем, как древний котел, лице.

– Меньше года, – прошелестел, казалось, двойной змеиный язык.

Старый герцог отшатнулся и, вскипая от гнева, тряся кулаками и головой, ушел.

– Кэй, успокой деда, – натянуто произнес Берад.

Кэй кивнул и исчез.

– Сядь, – сухо сказал герцог жене.

Шиада села так манерно, что даже Берад понял, что она села по доброй воле.

– Неужели так сложно держать язык за зубами?

– Еще как сложно, если у тебя голова не пустая, а тебя пытаются убедить в обратном. И с какой стати я должна замаливать грех своей женской природы? Что это еще за глупость?!

– Да замолчи ты!

– Если ты решил покричать на меня вместо отца, не трудись. Мне все равно.

– Еще слово – и я сам тебя изобью. С этого дня каждое воскресенье будешь ходить на службу и стоять как на коленях, как положено.

– Даже не проси.

– А я и не прошу, черт тебя дери! Я требую! И ты, как моя жена, обязана мне подчиняться!

Шиада выдохнула столь устало, будто прожила уже три четверти века и теперь была вынуждена объяснять несмышленому ребенку, как садиться на лошадь:

– Сколько раз говорить, что ни родительское право, ни супружеское не дает никакой власти? Единственное, что обладает подлинной царственностью, – священная кровь ангоратских династий, а все остальное, как вы говорите, от Лукавого. Не заставляй меня доказывать это тебе, лорд.

Муж стиснул жене руку, заставив выронить столовый прибор, наклонился, развернув к себе, и яростно прошипел:

– Я не требую тебя на ложе, хотя имею полное право! Я терплю, что о тебе и о нас шепчутся на всех углах, но дай себе труд, создавай хоть какую-то видимость почтения!

– С какой стати? – искренне спросила женщина, захлопав поразительной красоты глазами.