Врагов выбирай сам - Наталья Игнатова Страница 67

Убивать людей нельзя. Недремлющие Ирму убьют. Значит, спасать надо. А какой ценой, об этом благородный сэр Артур и не задумается даже. Для него никакой цены нет. Есть любовь. Его любовь к красивой ведьме. Ее любовь к нему.

Давным-давно, уже в этой жизни, но в такие незапамятные времена, что и не верится: было ли? Давным-давно, когда Артур еще не стал Миротворцем, ордену довелось столкнуться с житником. С настоящим духом жатвы, выросшим, вошедшим в силу, проросшим уже из удобренной трупами земли. Было поле, дорога, рассекающая его надвое, и были дети, малышня – самым старшим едва ли исполнилось десять. А еще были рыцари Храма – монолит веры, доспехов, оружия, через который тоненькой змейкой побежала трещина нерешительности.

Храмовники воевали с чудовищами – не с детьми.

И было солнце в синих глазах Артура, спокойного, как всегда невозмутимого. Солнце бликами танцевало на лезвии топора, пока сталь не почернела от крови.

Черная кровь.

Это вывело из ступора остальных, и с монстрами в детском обличье разделались быстро. Прикончили, потом сожгли. Но сэр Герман долго не мог забыть высокого, синеглазого мальчика, что, поразмыслив лишь мгновение, взял топор и пошел убивать детей.

Легко. Без тени сомнения. Ибо нечисти не место под солнцем, как бы эта нечисть ни выглядела.

Да. Забыть не мог долго. Как выяснилось, не забыл до сих пор.

И легкую, уверенную руку того же мальчика, когда он в несколько штрихов открыл своему командору темный и ясный взгляд Богородицы. Взгляд, от которого перехватывало дыхание и сердце щемило, а в горле вставал комок. И она улыбалась.

Святой?

Проклятый?

Он явился, чтобы спасти Единую Землю от Зла. Да, возможно. А возможно, он и есть то самое Зло.

«Бог со мной». Это не страшновато.

Страшно.

* * *

К вечеру сошли с тракта, углубились в Пустоши по кажущемуся бездорожью. Дальше предстоял путь по древним насыпям с проложенными по ним рельсами. Рельсы еще лет двести назад сняли на железо, а наметенная поверху пыль давным-давно слежалась до каменной твердости, превратив насыпи в удобную, хоть и небезопасную дорогу. На трактах, конечно, патрули, зато поверху быстрее.

Артур по-прежнему держался во главе, сразу за ним ехали двое братьев. Замыкали колонну сержанты, охранявшие обоз.

Под навесом, что остался на месте древней станции, разбили лагерь какие-то путешественники. Четверо. Двое с оружием. Сэр Герман пригляделся, увидел в стороне пару крепких, толстоногих лошадок, телегу, груженную угловатыми кусками металла.

Хайдуки с кузнецами на автомобильную свалку ходили. Отважные люди, ничего не скажешь. Решили не дожидаться каравана с храмовой охраной – сами пошли. Оно и верно: лето на дворе, притихла нечисть.

Один из мужчин уже встал, приветственно замахал руками, присоединяйтесь, мол, к костру. Отужинаем чем бог послал...

Артур ударил Серко пятками. С ровной рыси жеребец прыгнул в галоп. Сверкнуло – как будто память стала явью – заходящее солнце на лезвии топора. Раз, второй, третий... Алым по стали.

Алым... Господи, нет!

Один из хайдуков попытался убежать. Подкованные копыта Серко ударили его в спину. Взлетел и опустился топор.

– Чувырлы, – как ни в чем не бывало объяснил Артур подлетевшим братьям, – земляные.

– Чув-вырлы, – непослушными губами произнес брат Петр, – земляные чувырлы рассыпаются п-прахом.

Обученные лошади не боялись крови, но, чуя настроение хозяев, храпели, переступали, нервно взбивая фонтанчики пыли. А крови было достаточно, и сквозь ту же пыль прокладывали себе дорожку темные ручейки.

– Миротворец убивает, а не развоплощает, – просто сказал Артур. И поднял невозмутимый взгляд на подъехавшего сэра Германа. – Дальше надо пройти. Не ночевать же здесь теперь.

Подтянулся обоз. Оторопевшие послушники зачарованно смотрели на убитых людей. Пусть смотрят – надо им привыкать. Не дай бог, правда, еще когда увидеть, как человек человека топором пополам рубит.

– Лошадей заберите, – распорядился командор и догнал вновь выехавшего вперед Артура.

– Земляные чувырлы рассыпаются прахом, – сказал еле слышно. Одному Артуру сказал.

Синью грозовой сверкнули в ответ глаза.

– Сэр Герман...

И, не договорив, шенкелей коню дал. Да пошли, мол, вы все. Не учите ученого.

... Ночью же он просто исчез. Вроде только что сидел в стороне от костра, то ли чураясь братьев, то ли понимая, что чураются его самого. И вдруг не стало. Первым Галеш обеспокоился – вот еще кто трупов не испугался. Но певцы, они все на голову трудные. Галеш обеспокоился, завертелся:

– А где Артур?

– Да где бы ни был, – бросил один из сержантов, – там пусть и остается.

– Я... – Галеш поднялся было, да второй солдат его за полу дернул:

– Сиди! Будешь ты ночью бродить.

И снова тихо. Молча сидят люди у костра. Молча стоят часовые поодаль. Никому говорить не хочется. О ерунде – противно. О том, что стоит разговора, – еще гаже.

Артур появился так же неслышно, как исчез. Тронул командора за плечо, поманил за собой.

Молча.

Ругая себя за дурость, сэр Герман все-таки оставил меч лежать у огня. Встал, бросил остальным:

– Все в порядке.

И пошел в непроглядную после яркого костра темнотищу.

Шли долго – с полчаса, не меньше. Молча шли. Только песок под ногами поскрипывал противно. А когда пришли, Артур все так же без слов вниз указал. На землю. Пригляделся сэр Герман. И увидел.

Четыре тела. Не тела даже – четыре бурдюка полупустых. Внутренности выедены, как всегда чувырлы делают. Они облик живого человека принять не могут. Вот и убивают. Ну и едят заодно – нечисть почти вся человечину предпочитает. А головы целы. Головы чувырлам без надобности. Земляным.

Вот если бы огненные были, те бы, наоборот, черепа изнутри выжгли. Огненные больше всего для магов опасны, мажьи мозги, как известно, особенные.

А воздушные...

Артур уже отвернулся, обратно в лагерь пошел.

– Арчи! – окликнул его командор.

– Ну?

– Извини.

– Не за что.

– Есть за что, – сказал сэр Герман. – Я за сто лет забыл многое и отвыкнуть успел. Нельзя было забывать. Я сомневаться в тебе начал, мальчик, вот за это и прошу прощения.

– Сто лет, – эхом повторил Артур, – сто лет – это много.

– Что у тебя с братом?

Пожал плечами:

– Не знаю. Он вырос.

– И ты уже не нужен ему, да?