Мефодий Буслаев. Ожерелье дриады - Дмитрий Емец Страница 65

– Не лезь, Аида! – повторил он придушенно. –Зачем тебе моя дочь? Чего суешься?

– Берешь «трупную старушонку» назад? Или мнеобижаться? – упрямо повторила Мамзелькина, не отрывая от него цепкихглазок.

– А Лигул, интересно, знает, что ты Тартар ямойназываешь? – спросил Арей, предпринимая встречную атаку.

Лигула Плаховна не устрашилась.

– Ой, боюсь-боюсь-боюсь! – сказала онанебрежно. – Чем мне Тартар называть, потолком, что ли? Коли Лигулунеймется – пусть сам мою косу потаскает хоть денек. Жирок, глядишь, растрясет.А вообще: это сильно! Арей и пугает Лигулом! Рассказать кому – так, почитай,все старые рубаки потешаться будут.

Арей смутился. Он и сам сообразил уже, что брякнул лишнее.

– Хорошо. Беру «старушонку» назад… – пропыхтел он.

– Взял – вот и сиди с ней! – смилостивившись, Аидапохлопала его по плечу. – Я ж к тебе, чудак, по старой дружбе. Не трогайдевчонку! К чему ты ни прикоснешься – все испортишь, изгадишь, убьешь. Сколькоя за тобой трупья перетаскала, только и успеваешь прибраться. А раз так, чеготрогать-то? И эта туда же пойдет. Чего ты к ней тянешься?

– Как утопающий к спасательному кругу, – тихосказал Арей. Видно, он много раз уже произносил эту фразу про себя, и воттеперь она вырвалась.

Зло, безнадежное, серое, больное, проступило на миг в егоналитых кровью бычьих глазах.

– А если, положим, слон тонет, а кружок-то с копейку?Потянет он его или нет? Не оба ли на дно уйдут? – едко поинтересоваласьМамзелькина.

Арей засопел. Язычок старушки оказывался порой острей еекосы.

Качая головой, Аида Плаховна ноготочком поскребла пятнышкона спинке переднего сиденья.

– Ай, неаккуратно как! Вы б чяхольчики купили – моякоса вот и то в чяхле! – посоветовала она, вновь начиная притворятьсямирной рязанской бабулькой.

Арей грузно повернулся, качнув машину.

– Карты на стол? – внезапно предложил он.

Аида перестала скрести ногтем грязь и разнылась, что в картыона в жись не играла. Ей в азартные игры не везет.

– В кости же играешь, – напомнил Арей.

– В кости? Посмотреть в какие, так поигрываю,быват… – вздохнула Мамзелькина. – Опять же: я карты на стол, а ты мнесоврешь? Что тогда?

– Видела когда-нибудь, как комиссионер и суккуб вподворотне ворованными эйдосами меняются? Каждый свой пакетик за спину прячет ипервым из ручек выпустить боится. Вот так и мы с тобой! – заметил Арей.

Плаховна пригорюнилась.

– Оно хужее нету, кагды своим-то меньше, чем чужим веришь! –согласилась она. – Ты уж первым-то начни, Ареюшко, а я продолжу! Уто,быват, я в ахтобус гружуся, так мущины меня завсегда первую пропускают!

Мечник решительно тряхнул головой.

– Ладно, – сказал он твердо. – Знаешь, чемдриада отличается от гамадриады?

– Да где мне, темной? – запела Мамзелькина. –Гамадриада завсегда погибат вместе с деревом! Как дерево срубишь, дык и она,родимая, рядышком лягит! Дрожит вся, дерево цалуит, а с места не сдвинется,покуда ее не подберешь.

Мечник приподнял брови. Он о таком никогда не слышал.

– Интересные подробности. Откуда это?

– И, милый… Для гамадриад-то особой службы увозанету, – расплывчато ушла от ответа Аида Плаховна.

Арей с пониманием посмотрел на ее брезент.

– А дриад тех поменьше будет, чем гамадриад, – продолжалащебетать Мамзелькина. – Они с деревьями не гибнут, ежели только дерево неодно такое осталось. На каждый, стало быть, вид, своя дриада – на тополь своя,на липу своя… И сколько их, положим, имеется видов лип – с такими листочками, ссякими – столько и дриад разных. Только те дриады уже вроде как родные сестры…

– Репейник? – внезапно перебил мечник, долговглядывавшийся в красненькое личико Мамзелькиной.

Плаховна осклабилась и заслезилась глазками. Только что Арейвыложил вторую карту, и она совпала с картой самой Аиды.

– Ужо и не знаю, зачем эта дурочка Лигулупонадобилась, – сказала она совсем другим, деловитым и собранным голоском.Болтливая расхлябанность куда-то сгинула.

– Знаешь, – сказал Арей.

Аида Плаховна не без кокетства поправила юбку.

– Оно, конечно, знать не знаю, а предполагатьмогу! – проговорила она не без самодовольства. – Cилы-то Мефа покоюмраку не дают. Так или нет? Заморит их Буслаич, ох заморит. А все светлаямешается!

Мамзелькина сжала костлявый кулачок.

– А момент-то сейчас подходясший! – продолжалаона. – Светлая на меч Мефа напоролась, и темень у нее в крови бушует. Аруку рассекла – потому что сама в мире человеческом увязла и втрескалась какобычная девчонка. У их в Эдеме-то все неспроста! Как по нитке идешь, тудышагнул – сорвался, сюды шагнул – сам себя наказал. Это у нас свобода, когохошь, того режь, а там-то у них как в тюряге! Убивать, воровать, нажираться,глазки никому не выдавливать – ниче нельзя! Хучь верь, хучь не верь – безбрехни говорю! У нас в сравнении с ними прям не жись, а праздник!

– Особенно в Нижнем Тартаре, к которому мы с тобой обаприписаны, – сдержанно ответил Арей.

Он пытался сообразить, откуда Мамзелькиной известно о ранеДафны, о которой он сам слышал впервые. Хотя старуха-то отслеживает все, что происходитс артефактами мрака, к которым относится и меч Мефа. Мрак, что спрут, –тело одно, только щупальца далеко тянутся.

– Теперь Дафка-то дриаду искать будет. Больше ей никтоне поможет. А раз так, мы дриаду первыми перехватим. Как светлой не станет – мыБуслаеву Прасковью навяжем. А от Прасковьи-то теперь у Пуфса ключик. Емувыдаден. Вот и станет Пуфс Мефа за веревочку водить, – тоном старой своднисказала Мамзелькина.

– Что у Пуфса от Прасковьи? – переспросил Арей.

Мамзелькина, спохватившись, что сболтнула лишнего, мгновеннопритворилась глухой:

– Ась? Что ты сказал, милок? Какая такая Упуфса? Твояродня – не моя!

Открылась дверца. Варвара, закончившая заправку, заглянула иподозрительно принюхалась, не замечая подтека пластика снизу на зеркале.

– Вы тут что, пластмассу жгли, что ли? В детство впали?Ручки вам связывать, что ли? – спросила она.