Ведьмины байки - Ольга Громыко Страница 63

Отложила я покамест труд свой великий, спустилась в светлицу ноги поразмять – а там Кощей сидит, думу думает перед доской берендейской клетчатой. Недолго сидит, только три костяшки передвинуть и успел. У меня так руки и зачесались ему подсобить. Подошла поближе, встала рядышком, смотрю на доску, как кот на сало, – Кощей же меня будто и не замечает. Руку к черному коню в раздумье ведет, а я возьми да опереди – мечника черного вперед двинула. Зависла над доской рука протянутая. Поднял Кощей на меня глаза свои бесцветные, зрачками горящими глядит-буравит. У меня душа в пятки ушла: ну, думаю, сейчас поставит костяшку на прежнее место, а меня прочь прогонит, ан нет: взгляд на доску перевел, белого коня вперед двинул. Вздохнула я с облегчением, напротив села. Берендейской-то клетке я сызмальства обучена, уж больно любил ее наш волхв, мог часами сам с собой воевать, да только с живым противником куда интересней – вот и Кощею надоело переливать из пустого в порожнее.

Выиграла я раз. Другой. Призадумался Кощей не на шутку – сначала-то он, как я видела, не больно себя утруждал, веры мне не давая. На третий раз одолел-таки. Только в четвертый раз фигуры расставили – Прасковья вечерять позвала.

– И что вы в тех костяшках нашли? – ворчит стряпуха. – Сидят-сидят над ними, как проклятые, лучше бы пошли в сад погуляли, на свежий воздух, глядишь – и румянец на щечках возьмется, а, Костюша?

Кощей вяло отмахнулся. Старуха все не унимается:

– Ишь, сыскал супротивничка себе под стать! Другие добрые молодцы день-деньской пьют да гуляют, а этот все мозги сушит… Ты ему, Василисушка, не потакай, а то он тебя, чего доброго, еще лягух по болотам для опытов своих ловить заставит…

Лягухами-то меня как раз не испугаешь – помнится, в детстве наловила под мостом полную кадушку, в баню тишком прокралась да в бадью с холодной водой и подпустила! Батюшка, сердешный, напарился-нахлестался, в бадью охолонуться прыгнул, а там лягухи кишмя кишат! То-то крику было! А я ведь не со зла, потешить его хотела…

Вспомнила я, стряпуху спрашиваю:

– А что это за котеныш белый по двору давеча ходил, наш ли?

– Нет, – отвечает Прасковья Лукинишна, – наш Васька рыжий и облезлый, третий год с печи не слазит, совсем, паразит, обленился, только сметану ему подавай. Забежал, верно, чей-то.

Выбросила я котеныша из головы, повечеряла и спать пошла.

С Кощеем так ни единым словом и не перемолвилась.

* * *

Не заладилась у меня с утра вышивка – пальцы исколола, а вместо терема батюшкиного сарай какой-то вышел, сверху купол навроде клистира перевернутого. Пришлось спарывать, а то как-то нехорошо получилось, с намеком… Вот бы, думаю, Кощея в светлицу залучить – костяшки подвигать.

А он, как на грех, запропастился куда-то – весь терем облазила, не нашла. То ли уехал, то ли схоронился где – несколько покоев запертыми оказались. Я уж в конюшню идти надумала, с конем поболтать, отворила дверь последнюю, да так на месте и застыла, завороженная. Эдакое богатство мне и во сне не снилось! Вдоль стен полки, а на них книг-то, книг! И черные, и белые, и красные в переплетах сафьяновых. У батюшки моего всего три книги и было – рукопись «Житие мое», им же на досуге и писанная, «Изготовление самогонов и настоек в домашних условиях» и какая-то третья, батюшка ее по ночам читать изволит, а мне не дает – мол, не доросла еще. Хорошо, у волхва библиотека в двунадесять раз поболе, он меня к чтению и привадил. Кощеевых же книг читать – не перечитать, добрая тыща рядком на полках выстроилась!

Вытащила я одну наугад, развернула, а там все письмена без картиночек, в подробностях прописано, как волшбу разную творить, страницы же закладочками часто-часто переложены, видать, не одну ночь Кощей над ними просидел, премудрости колдовской обучаясь.

Вспомнила лихо – чернокнижник тут как тут.

– Что ты там высматриваешь, будто читать умеешь?

Я книжку захлопнула, отвечаю с вызовом:

– Думал, один ты в Лукоморье грамоте обучен?

Кощей прищурился, на книгу кивает:

– Неужто и на деле применить сумеешь?

Уел так уел. С волшебством-то у меня как раз промашка вышла. Бился-бился надо мной волхв, а поделать ничего не сумел, отступился, рукой махнул: «Ты, Василисушка, у нас прямо антиталант какой-то, к тебе ни одна волшба не липнет. Может, оно и к лучшему – сама не зачаруешь, ан и тебя не сглазят».

Наш волхв тоже колдовать не мастак, рядом с Кощеем – зяблик супротив сокола, однако ж человека зачаровать сумеет. Всего-то в глаза на миг глянет, слово волшебное молвит, и готово: что волхв накажет, то зачарованный и сделает. Редко наш волхв чарует, только по нужде великой, государственной, да обида волхва берет, что его малые чары надо мной власти не имеют. Раз посадил меня перед собой, велел в глаза ему глядеть, не смаргивая. Глядел-глядел, пока я со скуки не уснула, ан так и не заворожилась.

Отобрал у меня Кощей книгу, на место вдвинул:

– Не про тебя эта книга писана, поди лучше рукодельем займись, вышей там чего али спряди, коль скука замучила.

Вспомнила я интерес свой давешний, спрашиваю:

– А нет ли у тебя книжки, где бы про мельницы водяные сказывалось во всех подробностях – как колесо наружное жернова в движение приводит?

Посмотрел на меня Кощей недоверчиво, подвоха какого ожидает:

– Книжки нет, да я и без нее знаю… Если расскажу, обещаешь без меня по полкам не лазить, книг колдовских не трогать?

Делать нечего, пообещала. Взмахнул чернокнижник рукой – прямо из воздуха меленка малая соткалась: висит над полом, колесом вертит, чисто муха крыльями. Не утерпела я, ткнула в нее пальцем Кощею на потеху, – палец насквозь прошел, не коснувшись.

– Ну, слушай, Василиса, внимательно – два раза повторять не буду.

В меленке сей же час стенки исчезли, все устройство видать. Кощей по нему перстом указательным водит да так складно и понятно объясняет – заслушаешься! Вот тут колесико резное, шестерней прозывается, там другое и третье, все друг друга толкают, жернова вертят. У меня глаза загорелись, щечки раскраснелись, то и дело перебиваю, выспрашиваю – почему непременно так быть должно? А ежели эдак? Кощей сам увлекся, заодно рассказал, как гусли-самогуды играют, сапоги-скороходы бегают и отчего ступа летает, а Баба Яга без нее падает…

Долго ль, коротко ль – воевода в библиотеку заглянул:

– Куда ты, Кощей, запропал? Второй час во дворе жду не дождусь, сговорились же после завтрака силушку молодецкую на мечах попытать!

Отодвинулись мы друг от друга скоренько, чтобы Черномор не подумал чего. Кощей колдовство свое развеял, меня вперед пропустил и дверь замкнул – не засовом, словом чародейским, а каким – я не расслышала.

* * *

Скучно мне одной в тереме сидеть. У батюшки-то челядь постоянно лбами в коридорах сталкивалась, сенные девки по первому клику прибегали – сказками да играми царских детищ потешать, здесь же окромя Матрены с Прасковьей Лукинишной только две девки-чернавки, мальчонка на побегушках да старик-прислужник числятся. Конюх на конюшне и ночует, в терем даже не заходит.