Ночь на площади искусств - Виктор Шепило Страница 63

На площади Искусств в это время закончился конкурс красоты. Мисс Фестиваль стала белокурая красавица Кэтрин Лоуренс, и все внимание было приковано к ней. У нее просили автографы, ее фотографировали, задавали самые невероятные вопросы, желая побольше узнать о ней. Нельзя сказать, что Кэтрин обладала самой тонкой талией или самой очаровательной улыбкой. Она взяла другим! В программе был конкурс: кто оригинальнее и трогательнее объяснится в любви. Нежные слова, бурные объяснения — у некоторых даже со слезами, упреками, ревностью… Все это позабавило многотысячную толпу, но не покорило ее. Кэтрин же не закатывала глаза, не сыпала градом упреков, не корила и не умоляла — просто с кошачьей грацией стояла перед микрофоном и говорила томным, чувственным полушепотом: «Сладенький… Ну, что ты хочешь?… Ой, какой ты весь сладенький…» И в этом была такая смесь плотоядной чувственности и наивности, что вся мужская половина площади скрипела зубами и утробно стонала, откровенно жалуясь на судьбу. Вот так Кэтрин и стала победительницей.

Рядом с Мисс Фестиваль находились ее родители. Мамочка — моложавая и стройная, как будто родила свою дочурку лет в десять. Папаша поведал о себе, что является владельцем ресторана и надеется, что успех дочери пойдет на пользу предприятию. Вечерами дочка будет выходить в зал, беседовать с клиентами и немножко петь. Ведь у дочери такой приятный голос, вы заметили?

Более всех ликовал жених Кэтрин — молодой и, судя по всему, богатый. Он охотно рассказывал, как познакомился с Кэтрин, как пережил «пароксизм любовной экзальтации» и как они любят друг друга. Теперь они помолвлены, хотя поначалу его родители были против, подыскивая невесту побогаче.

— Зачем мне богаче? — выкрикивал жених, — Моя Кэтрин — красавица номер один! Мисс! Я горд, что первым это осознал. Это она ко мне обращалась на площади. Я-то знаю! Знаю!

— Эй, счастливчик! — хитро усмехались заядлые греховодники, — Так это ты «сладенький»?

— Конечно. Я думаю, теперь у нас не будет преград, — говорил разгоряченный жених, — Моим ворчливым родителям будет лестно иметь такую невестку.

Он поднял на руки свою будущую жену, вдохновенно запел гимн «Правь, Британия, морями» и держал ее до тех пор, пока репортеры не сделали дюжину снимков.

В итоге все были счастливы, кроме тех «миссок», которые остались без короны: каждая считала себя и красавицей, и обаяшкой, и цыпкой, и даже киской. А вот Кэтрин, по их мнению, была едва ли не самой уродливой и уж никак не киской, а обычной мымрой.

Стрелки городских часов приближались к назначенному времени — и внимание толпы сосредоточилось на главном входе в концертный зал. У самого входа особняком держались члены комиссии — ее почетным председателем был назначен, конечно же, Мэр, а заместителем его — главный дирижер оркестра. Также в комиссию входили полицейский полковник, господин Кураноскэ, любознательный Келлер, пастор Клаубер и, наконец, журналист.

Вот из-за журналиста и разразился скандал. За два часа до открытия зала представители прессы всех континентов тянули жребий — по иронии или капризу судьбы он выпал начинающему: бурундийцу из Бужумбуры.

На радостях, что повезло их знойному континенту, африканские журналисты устроили дружное застолье в баре пресс-центра. Представители других материков, не скрывая своей досады, собрались там же.

— Коллеги, у меня идея! — негромко сказал американец Дан Крайтон.

Он собрал вокруг себя приунывших асов музыкальной журналистики и принялся им что-то нашептывать.

Вскоре к веселящимся африканцам один за другим стали подходить журналисты других стран и торжественно поздравлять тощего, как бамбук, бурундийца — обнимали, жали ему руку и предлагали выпить за успех. Везунчик был совершенно непьющим, но его наперебой упрашивали — чуть-чуть ведь можно, не стоит обижать коллег. Бурундиец, как и жених Кэтрин Лоуренс, был на вершине счастья. Вскоре худосочный бурундиец уже еле стоял на ногах. Говорить он ничего не мог и лишь бессмысленно и вяло улыбался. Коллеги пытались уложить его на диван, но бурундиец съезжал с него, как с рождественской горки.

В половине шестого бурундийца потащили в туалетную комнату, где поливали его курчавую голову то горячей, то холодной водой. Затем его переодели и в полуобморочном состоянии доставили к концертному залу. Бурундиец вырывался, просил, чтобы его где-нибудь уложили спать или отправили домой в родимую Бужумбуру. Мэр был в затруднении: по правилам нельзя было заменять ни единого члена комиссии. Коварная американская и европейская пресса настаивала на проведении пережеребьевки. В конце концов, пусть идет бурундиец — как член комиссии, а кто-нибудь из трезвой журналистики — как почетный гость города, например.