Повязанный кровью - Павел Корнев Страница 63

– Кейн!

– Да, господин капрал. – Я отложил точильный брусок, которым безуспешно пытался выправить лезвие кинжала, и поднялся с завалинки.

Спрыгнувший с колен серый кот недовольно махнул хвостом и убежал в дом.

– Ночное дежурство на тебе. – Капрал Брольг выплеснул под забор ушат грязной воды и потер только что выбритый подбородок. – В помощь кого-нибудь из волонтеров возьмешь.

– Слушаюсь, господин, – ничем не выдал я своего раздражения.

Ну что за дела такие? Каждую ночь в караул! Я понимаю, что пацанам этим деревенским доверия ни на медяк, и мне, Арчи и Шутнику за всех отдуваться приходится, но так с недосыпу и с глузду двинуться недолго.

Капрал ушел в хозяйский дом, я снова уселся на завалинку и прислонился к нагретой солнечными лучами стене. С той схватки с людьми Ингвудов прошло уже три дня, и все это время мы почти безвылазно просидели в небольшой деревеньке Краснявка, что поблизости от Старого Перента. И, как мне думается, просидим мы здесь еще очень и очень долго.

Поднявшийся ветер хлопнул ставней, откуда-то издалека донесся запах гари. Я поковырял острием кинжала выкрашенные синей и желтой краской узоры резного наличника и угрюмо обвел взглядом опостылевший за последние дни просторный двор. Все как прежде: срубленный из лиственницы хозяйский дом, небольшой сарай рядом с крытым соломой амбаром и высокий забор с распахнутыми настежь воротами. Со стороны огорода послышалось протяжное мычание – там были хлев, конюшня и птичник.

– Кейн!

– Да? – Ну чего вам всем от меня вдруг понадобилось? Не видите, что ли, человек делом занят? – Чего тебе, Олаф?

– А оборотня только серебром убить можно? – Молодой ополченец вышел из покосившейся сарайки, в которой нас разместил хозяин, и повесил набитый соломой тюфяк на забор.

– А ты с какой целью интересуешься?

Я с сожалением покосился на разложенные на тряпке ножи, до которых так и не дошли руки. Тенью чую: не дадут мне сегодня их в порядок привести.

– Да следы в лесу странные видели и болтают, корову на выпасе напополам разорвали. А рядом письмена колдовские, кровью написанные.

– Олаф, ты же ночью караулил. Только-только луна нарождается! Какие оборотни?!

– Ну а так, если…

– Никаких так. И вообще, мой тюфяк тоже вывеси.

– Хорошо. – Парень разогнал выискивавших в пыли семена кур и вернулся в сарай.

Оборотни! Какие могут быть оборотни, когда такие дела творятся? Да всей нечисти впору в норы поглубже забиться. Вот когда землица кровью пропитается, когда в каждом овраге по могиле будет, а солдаты герцога обратно в Ранлоу вернутся, тогда самая потеха и начнется. Тогда без клинка посеребренного да освященного из дому после захода солнца лучше не выходить. А в лес так и днем в одиночку лучше не соваться. А он мне тут – оборотни…

Ох, достались сослуживцы, тень им в душу! Как маленькие, честное слово. Нет, чтоб вместо этих олухов нормальных солдат дать, так направивший нас сюда барон Анвольд всего дюжину пехотинцев из своего отряда выделил.

Оно и понятно, у него теперь каждый человек на счету: в одну ночь раздавившие зачатки мятежа воинские части перебрасывают обратно на восточную границу Ранлоу, а за порядком присматривать, да партизан и лазутчиков Йорка ловить остались гарнизоны Норгвара и еще трех приграничных фортов. Ну и каратели, конечно, лютуют. Самое время для них сейчас. Все, кончилась в долине вольница, крепко за нее великий герцог взялся.

В ворота, переваливаясь под тяжестью полных ведер, вошел хозяйский сын лет десяти от роду, вылил воду в бочку и поставил коромысло под навес. Новых указаний он дожидаться не стал и, поправив подпоясанную веревкой льняную рубаху, вприпрыжку побежал по своим делам. Старшая дочка хотела было сунуться во двор, но следом вышла располневшая с годами мамаша с державшейся за подол длинного платья крохой, зыркнула по мне настороженным взглядом и загнала девицу обратно в дом. Потом высыпала предназначенный для курей корм и кинула кость лохматому цепному псу. Удостоверившись, что ничего непоправимого солдафоны натворить не успели, хозяйка поправила повязанный на голове синий с зелеными узорами платок и, взяв дочку на руки, отправилась к хлеву.

Я попробовал ногтем лезвие кинжала и убрал его в ножны. Вот мы здесь уже третий день живем, а все понять не могу, как к нам относятся. Хозяин вроде ничего – завсегда поздоровается, за жизнь поговорить остановится, а жена его волком смотрит, да и остальные деревенские, такое впечатление, только терпят. Оно и понятно: по сию пору за околицей на виселицах староста и двое его сыновей болтаются. Уж не знаю, действительно ли они стакнулись с красными кошками или нет, но на третий день похоронить уже и самых отпетых крамольников можно. Вот бывшего губернатора эрла Гарвольда как обезглавили, так сразу в семейном склепе и похоронили. Все честь по чести. Но это ж благородный человек был, а всякое быдло и повисеть может.

Принюхавшись к доносившимся с кухни запахам стряпни, я только сглотнул слюну. До ужина еще не скоро, да с хозяйского стола нам ничего и не обломится. За него только тайнознатца и капрала приглашают.

Капрал Брольг, кстати, не такой уж и сволочью оказался, как его Эмерсон командовать нами поставил. Нормальный мужик, если в морду – значит, за дело. Лишнего никогда не спросит. Сам лейтенант с пехотинцами разместился на другом краю деревни и за эти три дня к нам заглянуть так и не удосужился.