Маленькие люди - Олег Рой Страница 62

– Вы именно это ищете, да? – спросила она. – То таинственное явление, что погубило несчастного Игги?

– Да, – ответил я. – Это как-то связано с пресловутым проклятием цирка, вернее броха. Но как связано, я пока понятия не имею.

– Цирк странно действует на людей нормального роста, – подтвердила Ариэль. – Ни один из них надолго не задерживался здесь. Кроме Одетт-Одиль, если их можно назвать нормальными.

– И растения вокруг какие-то странные, – добавил я. – А как ведут себя животные? Например, птиц на стенах броха и поблизости я никогда не видел. Блейк говорил, что животным здесь неуютно.

– Да, им в цирке неуютно. Кроме, пожалуй, пони. Но всех лошадей мы держим в конюшне далеко от броха, там они вроде нормально себя чувствуют. И кстати, Кэмерон никогда не спит в брохе: летом на улице, зимой в конюшне, и вообще в цирк заходит только на репетицию или выступление.

– Вот, пожалуйста, и еще факты, которые существуют, но ничего не объясняют, – я усмехнулся и снова вспомнил свой сон.

В конце концов я поведал Ариэль о том, что мне приснилось. Она не испугалась, но забеспокоилась.

– Я так и думала… Вы слишком много работаете, Фокс, – вздохнула она. – Может, вам хотя бы сутки хорошенько отдохнуть?

– Ага. Сходить куда-нибудь, развеяться, – я притянул ее к себе и поцеловал. – Мне и с вами хорошо, а сны меня нисколько не пугают. Но чертовски интригуют.

В полдень ко мне явился Барт. Он смущенно помялся в дверях и спросил, можно ли меня на минутку. Я вышел в коридор, решив, что, возможно, у него какая-то деликатная проблема по медицинской части. Оказалось, не совсем так:

– Доктор, вы мне не дадите в долг двести фунтов на «небогоугодное» дело? – спросил Барт, потупившись.

– Конечно, Барт, – ответил я. Для меня это были небольшие деньги, хотя, по меркам Хоулленда, довольно приличные. – А что за дело, если не секрет?

– В «Лепреконе» открыли тотализатор. Впервые за тридцать лет принимают ставки на исход выборов.

– С чего это вдруг? – поинтересовался я.

– Так ведь народ у нас не слепой, – ответил он. – Чувствуют, что направление ветра меняется, вот и хотят на всем наварить бабки.

– И какие ставки?

– Харконен – 1,1… Кохаген – 1,25… На «ни один из» – 2,1… Пока.

– В каком смысле «пока»?

– Да в самом прямом. С утра было пять к одному, но ставят многие, потому ставку выигрыша понизили. В любом случае, ниже 1,5 она не упадет, так что на ваших двухстах фунтах я подниму сотню. Будет старичишке на молочишко…

– Вот что, – сказал я, доставая бумажник. – Возьмите восемьсот и поставьте пятьсот от меня. Если выиграем – триста можете положить себе в карман.

– Не если, а когда, – поправил меня Барт. – Ну, с богом.

Не прошло и получаса, как с той же просьбой, только речь шла о сумме вдвое меньшей, ко мне обратился бородатый женщина, а за ним и Одиль с Одетт.

– На кого будете ставить? – уточнил я у сестер.

– На вас, – прямо ответила Одетт.

– Ммм… Не понимаю – с каких это пор меня внесли в список кандидатов? – всерьез обеспокоился я.

– Пункт «ни один из…» – это же значит, что победите вы, – пояснила Одиль.

Я рассеянно кивнул, и сестры засеменили к выходу.

В общем, день прошел нервно, зато вечером мы могли насладиться нашим с Ариэль роликом, одновременно вышедшим на нашем телевидении, на Ютюбе и даже в нескольких телепрограммах Британии и Ирландии. Удар, похоже, получился сильнейшим.

Поздно ночью, когда я уже спал, мне позвонил Барт.

– Наши уроды только что разъехались, – доложил он.

– Уроды у нас кто? – уточнил я.

– Харконен с Кохэгеном. Чего они там решили, не знаю, но разъехались не по домам – Кохэген умчался в «Гроб», а Харконен – к себе в офис. Я так понимаю, скоро начнется отключение электроэнергии.

– Посмотрим, – сказал я. – Не думаю, что до выборов они примут такие радикальные меры.

Через полчаса опять позвонили, на этот раз с неизвестного номера. Я уже дремал, Ариэль мирно посапывала рядом.

– Это Пьер, сэр, – негромко представился абонент. – Я сейчас на городской электростанции и пробуду там до завтра. Завтра в двадцать один ноль-ноль я должен выключить подачу электроэнергии в цирк.

– Спасибо, что предупредили, – усмехнулся я.

– О чем? – удивился Пьер. – Вы что же, думаете, что я его и вправду отключу? Единственное, о чем я хочу предупредить, что ночью свет может мигать – хочу попробовать сделать одну штуку, чтобы у Кохэгена возможности отключения просто не было. Вероятно, мне придется обесточить город на полчаса или около того. Бэбби уже предупредила вашего главного полицейского, а я предупреждаю вас.

– Спасибо, – только и смог сказать я.

К четырем часам ночи свет действительно пропал, но включился минут через двадцать. Потом опять перезвонил Пьер.

– Все в порядке, можете спать спокойно, Кохэген тянет лапки к рубильнику, – доложил он. – Теперь хрен у него получится отключить электроэнергию. Я позаботился… А поскольку станция вырабатывает ток с помощью геотермального источника, то Кохэген разве что может ее взорвать. Но тогда уж, не обессудьте, я его тут же шлепну.

– Не думаю, что он пойдет на столь крутые меры, – ответил я, поежившись от того, как Пьер свободно рассуждает о том, что он кого-то «шлепнет». Словно комара прихлопнет. Нет, есть что-то в этом неправильное.

И вот, наконец, наступил решающий день. Я волновался, как школьник перед экзаменом. Очень странно: ведь это не было моей идеей, я буквально плыл по течению событий и все-таки как-то ухитрялся управлять ими. Не желая того, я запустил процессы, которые должны были навсегда изменить жизнь Хоулленда.

И это действительно стало моим делом, ведь именно вокруг меня сплотились Бенджен и Блейк, Барбара и Барт, Бельмондо-Пьер и, конечно же, Ариэль. Они поверили в меня, доверились мне, они дали мне полномочия, и я не мог их подвести. Я был знаменем преобразований. А знамя не само движется на поле боя, знамя даже не может само себя защитить и тем более не умеет поражать врагов, но без знамени невозможна борьба. Без знамени невозможна победа.

Как нарочно, в этот день было солнечное затмение. Не полное, но все равно вполне достаточное, чтобы счесть это дурным предзнаменованием. Блейк так и сказал.

– Для кого дурным? – спросил я. – Для нас или для наших соперников? Законы небесной механики – вещь строгая. Брох – сакральное место, следовательно, они меньше всего коснутся его…

Неся эту псевдонаучную чушь, я смотрел, как все вокруг тускнеет, теряет цвет, замирает. Природа словно опустила веки. Мы с Блейком стояли у входа в брох и наблюдали за этими метаморфозами.