Дракон с королевским клеймом - Оливия Штерн Страница 62

— Потому что надо жить дальше.

— Ты не понимаешь! — она вдруг сорвалась на крик, — конечно, откуда тебе знать, каково это?

Итан помолчал, все ещё лежа на боку. Затем скупо улыбнулся.

— О, поверь, я знаю, каково это. Уж не меньше, чем ты, потому что Лессия была большой выдумщицей.

— Что?.. — пискнула она испуганно.

Сказанное Итаном никак не вязалось ни с обликом, ни с образом короля-дракона.

— Надо идти дальше, — он потер глаза, потом поднялся на ноги, — верни мою рубашку, а? Твоя высохла рядом с пирамидкой.

Он поднял с земли сорочку Вельмины и протянул ей.

— Отвернись, — растерянно пробормотала она.

И, дождавшись, когда Итан отвернется, быстро стянула с себя его рубашку и надела свою — к слову, совершенно сухую и даже ещё хранящую тепло алхимического костра. Потом она подняла платье, влезла в него. Оно, конечно, было в жутком состоянии — ворот разорван, один рукав наполовину оторван… Внезапно захотелось его содрать с себя, утопить в ручье — потому что платье напоминало о том, как она крутилась, выдиралась из жестоких, держащих ее рук. Но ничего не получилось.

Итан, хмыкнув, поднял рубашку, нырнул в нее. Затем поднял куртку и, усевшись, принялся одеваться.

— Ты не мерзнешь? — спросила Вельмина.

Все же было весьма прохладно. Даже очень. Весенний лес коварен, а солнце обманчиво.

— Я же дракон, — улыбнулся он, — если немного и мерзну, то со мной ничего не случится.

Уже одевшись, Итан похлопал по карману куртки.

— У нас осталось три пирамидки. Хорошо, что кровь их не портит… И жаль, что катализатор испортился, потому что тогда я бы тебя перенес через лес.

Вельмина с тоской посмотрела на промокшие от росы туфельки. Они совсем не были предназначены для хождения по лесу.

— Как мы дойдем? — задумчиво спросила она, — у нас нет ни воды, ни пищи.

Итан пожал плечами.

— Здесь много ручьев. Самое главное, чтобы вода была…

— И чтобы не заблудиться, — прошептала Вельмина.

— Не заблудимся. Чтоб ты знала, драконы хорошо ориентируются. Ну что, можешь идти? или мне тебя понести?

Вельмина поймала его взгляд, и испугалась. В светлых глазах Итана искрился интерес — которого не должно было быть, не должно! Ведь он знает, что с ней сделали. Ему, наконец, должно быть противно. Или… он тоже не прочь попробовать?

— Я сама пойду, — пробормотала она, поспешно отводя взгляд.

Откуда у нее такие черные мысли?

Как раз Итан ее не обидел ни разу. Ничем.

— Тогда пойдем, — он подошел и решительно взял ее за руку.

Вельмина молча попыталась вырваться, но дракон держал крепко. Сверкнул серыми глазищами.

— Не вырывайся, воробьишка. Не поможет.

И Вельмина смирилась. Почти.

— Да зачем ты это делаешь? — только и спросила она.

— Потому что так надо, — ответил Итан и пошел вперед, потянув ее следом за руку.

Вельмина поплелась следом.

У нее все ещё болело… Да много чего болело, на самом деле. И разбитые губы, и ребра, и низ живота неприятно тянуло. В молчании мысли снова стали напоминать разбредающихся темных лошадей, чьи силуэты медленно растворяются в тумане. Но одна мысль все же оказалась ясной.

«Он хочет, чтобы я привыкла к его прикосновениям», — подумала Вельмина.

Но зачем?

«Наверное, чтобы заставить меня не чувствовать отвращения к… мужчинам».

***

Им очень повезло, насколько Вельмина это понимала. Во-первых, не было погони. Во-вторых, лес здесь не был густым. В-третьих, комаров было мало.

Пару раз они находили родники — и это тоже было огромной удачей, потому что, если без еды можно прожить несколько дней, то без воды — никак.

Они устраивали привалы, Итан неторопливо рассказывал о том, что с ним произошло в эти дни, и мало-помалу картина происшедшего стала проясняться в глазах Вельмины. Только вот… одно было совсем плохо: Вельмина чувствовала, как тонет в тоске и ненависти — к тем, кто просто пожертвовал ей, бросил меж жерновов ради собственной выгоды. Да как так-то? Разве она не человек? Почему одним можно все, и с них как с гуся вода, а другие — как будто предназначены, чтобы ими пользовались? Мысли эти рождали отвращение к себе. Ненависть к людям. И снова — к себе. Грязь изнутри заполнила каждый закуток ее души, оплела вязкой паутиной сердце.

«Я бы убила их. Их всех», — плавало жуткое среди безликих, темных и невнятных мыслей.

А Итан все время держал ее за руку, словно боялся потерять. Он шел вперед, и очень размеренно, спокойно, рассказывал — о том, что, получается, без катализатора происходит какое-то половинчатое превращение, и что действительно, трансмутация возможна под воздействием очень сильных эмоций.

— Гарье говорил, что самая сильная эмоция — страх смерти, — вспомнила Вельмина.

— Думаю, нет, — возразил Итан, — я боялся, что не найду тебя живой. Самый сильный страх — за тех, кого мы любим.

Вельмина сделала вид, что пропустила сказанное мимо ушей.

Возможно, раньше… да, раньше она была бы счастлива услышать это от него. А теперь? Нет больше той Вельмины, ее испачкали и растоптали. Она больше не хочет никаких мужчин — никогда. И сам Итан — разве может он хотеть женщину, которую пользовали, как шлюху?

— Смотри-ка, — Итан вдруг остановился, — здесь охотничий домик. Нам повезло, как думаешь?

Вельмина посмотрела вперед. Действительно, сквозь прорехи в яркой весенней зелени просвечивали бревенчатые стены. Итан, отпустив наконец ее руку, прошел вперед, осмотрел постройку. Вельмина услышала, как он открыл скрипучую дверь и крикнул — «есть кто живой?»

Ответом была тишина.

— Иди сюда! — позвал Итан, — здесь все неплохо сохранилось. Переночуем и пойдем дальше.

Вельмина кое-как продралась сквозь кусты и осторожно заглянула в распахнутую дверь домика. Итан был уже внутри, стоял, чуть пригибаясь — потому что рассохшийся дощатый потолок был низким для него — и с интересом осматривался. Он улыбнулся Вельмине, протянул руку, буквально затащил по кривым подгнившим ступенькам крыльца.

— Осторожно, тут, сбоку, пол подгнил… — и молча положил ей руку на талию, обнимая, заставляя приблизиться.

Вельмина судорожно вздохнула. У нее просто не осталось сил отталкивать его. Она больше думала о том, как бы устоять на ногах и не упасть, не сложиться марионеткой, которой обрезали все нити. Натертые ноги пекло, тело болело так, словно она попала под лошадь, разбитые губы саднило и неприятно тянуло.

Она попыталась заставить себя не думать о том, что ее снова трогает мужчина, и принялась осматриваться.