Вечный ястреб - Дэвид Геммел Страница 59

— Все? — Глаза ведьмы блеснули.

— Оглохла ты, что ли? Я же сказал — все.

— Убьешь для меня сто девственниц к середине лета.

— Как скажешь.

— А нынче ночью ты убьешь семь своих лучших воинов.

— Моих воинов?

— Да. Твои боевые псы мне тоже понадобятся. Через час приведешь их в лес.

Гвардия Асбидага отобрала в лагере семерых сильных бойцов. Связанных, с кляпами во рту, их притащили на круглую поляну. Туда же егерь Доник привел семерых псов. Асбидаг уже ждал там вместе с Драдой, Моргас и Тостигом. Агнета сидела рядом на валуне.

Семерых поставили перед ней на колени. Гвардейцев она отпустила, и те с великой готовностью поспешили в лагерь. Донику ведьма велела посадить каждую из собак перед связанным человеком. Сделав это, он тоже вернулся к своему угасающему костру позади Асбидагова шатра.

Пленные обливались потом, глядя в собачьи глаза. Агнета кивнула Асбидагу.

— Убей! — крикнул он. Псы кинулись на людей и вцепились им в глотки.

Агнета с пением побежала мимо умирающих воинов, рассыпая серый туманный порошок. Собаки одна за другой, не разжимая зубов, опускались на землю. Колдунья вскинула руки к ночному небу, выкликая имя Серого Бога:

— Ватан! Ватан! Ватан!

Собаки у ее ног стали корчиться и раздуваться, человеческие тела — съеживаться. Моргас отвернулась, Драда сглотнул, косясь на отца, Тостиг зажмурился. Один Асбидаг стоял спокойно и усмехался.

Мертвые воины превратились в мешки с костями, псы же увеличились втрое. На их передних лапах отросли когтистые пальцы, тела вытянулись и приобрели зловещее сходство с человеческими: длинные мускулистые ноги, широкая грудь, круглые головы с удлиненными клыкастыми мордами.

Агнета, проплясав вокруг, приказала им встать. Они отбросили пустые оболочки и поднялись, озирая красными глазами поляну. При виде Асбидага они дружно взвыли. Тостиг шарахнулся назад и упал, Моргас схватилась за руку Драды.

— Этого ли ты хотел, Асбидаг? — спросила Агнета.

— Да.

— Если выпустишь их на волю, они уже не вернутся. Хозяев они не признают. Они рождены от ненависти и будут убивать всех людей на своем пути — и горцев, и аэниров. Этого ли ты хочешь?

— Да, будь ты проклята! Отправь их на север.

— Они бегают где хотят, но я, так и быть, пошлю их на север. Доволен?

— Да.

— Помни же, Асбидаг: сто девственниц к середине лета. Иначе я натравлю псов-оборотней на тебя.

— Не смей угрожать мне, ведьма! — загремел он.

Агнета, хихикая, указала на север, и жуткая стая умчалась во тьму.

Асбидаг пнул сапогом чей-то сморщенный труп. Кость проткнула кожу, и вождь залился громовым хохотом.

— Над чем смеешься? — спросила его Агнета.

— Над ним. Это Аниас, сын моего брата Касты. Вчера я назвал его пустоголовым, а теперь у него и тело пустое, не только башка.

— Чем эти твари живут? — спросил у колдуньи Драда.

— Тем же, чем и ты, господин мой. Они дышат и поедают пищу. Это древние чары, отменные — им научил меня один надирский шаман в другом времени.

— Но кто же они теперь, люди или собаки?

— Ни то, ни другое. Или, если хочешь, то и другое вместе.

— Есть ли у них душа?

— А у тебя она есть?

— Теперь уже нет, — ответил Драда, глядя на останки семерых воинов.

Первую добычу стая убила в ту же ночь, тихо пробираясь по сосновым лесам на северо-запад. Вожак задрал голову, раздул ноздри и свернул на восток.

Там прятался в пещере с двумя дочерьми молодой горец из Хестена. В ночь разгрома они сумели бежать и встретили в горах фарленского разведчика, который велел им идти на Валлон. Старшей дочке было одиннадцать, младшей шесть, и отец ее нес на руках. Переходы они совершали ночью. Сегодня они, обессиленные и голодные, заметили на юге аэнирское войско и заночевали в пещере.

Отец спал, когда нагрянули оборотни, и умер без боя — он даже закричать не успел, увидев перед собой оскаленные клыки.

Старшая девочка Ярика схватила сестренку и бросилась вон, но звериные когти впились ей в спину. В последнее мгновение своей коротенькой жизни она успела выбросить сестру из пещеры. Малютка с криком свалилась в кусты, вскочила и побежала, слыша, как воют позади страшные звери.

Оборотни поели и улеглись спать рядом с остатками дичи. На рассвете они, не совсем еще сытые, вышли наружу.

Вожак стал на четвереньки, обнюхал землю, принюхался к ветру и повел стаю по следу ребенка.

Маггриг был вне себя. Час назад Касваллон преспокойно заявил ему, что кланы будут сражаться совместно, а командовать сводным войском будет он, его зять. Маггриг ушам своим не поверил. Они вели этот разговор наедине, в крошечной келье одного из друидов.

— У меня свои планы, — сказал вождь Паллида.

Касваллон, опасавшийся худшего, перевел дух.

— Я знаю, тебе тяжело с этим смириться, но подумай как следует. Кланы понесли огромнейшие потери. У меня около четырех тысяч бойцов, у тебя восемьсот. Даже вместе нас будет меньше, чем в одном аэнирском крыле.

— Это мне понятно, но почему командовать должен ты? Разве у тебя есть опыт? Великие боги, ты всю свою жизнь ни за что не желал отвечать! Воздаю тебе должное: ты привел нас сюда, и наши женщины с детьми теперь в безопасности, но для хорошего воеводы этого мало.

— Хорошему воеводе нужна холодная голова.

— Паллидами командовать ты не будешь, — прорычал Маггриг.

— Давай внесем в это дело ясность. Ты находишься на фарленской земле, под защитой Фарленов. Если ты не признаешь меня вожаком, завтра тебе со всеми своими людьми придется уйти.

— Куда это?

— Куда хочешь. Те, кто останется, будут повиноваться мне.

— Неужели ты способен прогнать женщин и детей с острова, чтобы аэниры их перебили?

— Можешь не сомневаться.

— Что с тобой сделалось, Касваллон? Ведь ты всегда был мне по душе. Ты хоть и отличался от всех остальных, всегда оставался горцем. А теперь ты готов принести мой народ в жертву своему честолюбию.

— И кто же это говорит? На Играх ты заключил с Лариком военный союз при условии, что воеводой назначат тебя. Ты исходил из того, что в Паллиде воинов больше, чем в Хестене. Не кажется ли тебе, что этот довод по-прежнему остается в силе? Если я тебе уступлю, уйти придется Фарленам — они не захотят подчиняться тебе.

— А Паллиды, по-твоему, станут тебе подчиняться?

— Да.

— Почему? Что в тебе такого особенного?