Сад сломленных душ - Жоржия Кальдера Страница 59

Обычно яд и так-то пугал легионеров до крайности, а сегодня из-за большого количества осужденных мои подчиненные нервничали сильнее обычного, и от меня не укрылись их встревоженные взгляды. Вдобавок на меня смотрело множество горожан, явившихся на площадь, дабы проводить в последний путь своих родных и близких. Все они были так испуганы, что неподвижно замерли, сбившись в группы по краям площади, и насылать на них дополнительные волны ужаса не требовалось.

Сефиза была права: вне зависимости от их важности и необходимости эти еженедельные экзекуции просто мерзость. Я и сам мерзость.

Я просто чудовище и всегда это знал, недаром окружающие твердили мне это с самого детства. Вот только в устах девушки это оскорбление приобрело совершенно иной смысл, сопряженный не столько с моей извращенной природой, сколько с моей ролью палача этого королевства.

Осознавать это было до смешного больно, но что я мог поделать?

Мой дар яростно ворочался внутри меня, требовал заполнить разверзшуюся в недрах моего существа невыносимую бездну, с каждым мигом становившуюся все глубже. Я нуждался в этих душах, пожирал их.

Я сам воплощенная смерть, а смерть не мучается угрызениями совести, она без стыда пожинает положенное ей. Моя судьба – заполнять кладбище новыми обитателями, питать землю, только и всего.

Возможно, мне понравилось бы быть одним из этих проклятых людишек, если бы я нравился этой девушке? Может быть…

Вот только я этого никогда не узнаю, так что нет смысла об этом думать.

Ухватившись за силу привычки, я воззвал к холодной божественной части своей души, заглушив вторую ее половину. Потом кивнул, подавая знак ждущим моего приказа легионерам, и те подняли двадцать пять осужденных к самым верхним ветвям Дерева. Я колебался всего мгновение. Подвешенные на цепях приговоренные извивались в воздухе, совсем рядом с вершиной, а я нажал кнопку, установленную на моей латной перчатке, на уровне запястья.

Созданный моим отцом хитроумный механизм немедленно сработал. В мою плоть вонзилась игла, забрала мою кровь, потом открылась крошечная крышка, размещенная на моем локте, вбрасывая в атмосферу ядовитые испарения, испускаемые текущей по моим венам жидкостью.

Мои жертвы забились еще сильнее – их души покинули тела и устремились ко мне. Я сделал глубокий вдох, поглощая их все разом. Пустые оболочки, в которые превратились казненные, сами бросились к Дереву и насадились на длинные острые пики, стремясь окончательно умереть.

Поглощенные души, заточенные внутри меня, причиняли мне сильную боль, и пришлось сделать огромное усилие, чтобы не упасть на глазах у всех собравшихся на площади. К счастью, доспехи были сконструированы с таким расчетом, чтобы поддерживать меня в такие моменты. Немного придя в себя, я вновь нажал кнопку на запястье, и крышка закрылась, герметично запечатав под металлической пластиной смертоносные испарения моей крови.

Никто из легионеров и приговоренных, ожидавших своей участи, не догадывался о проводимых мною манипуляциях – очевидно, они воображали, будто это подъемный механизм бросает людей на острые шипы Дерева.

Изначально император желал, чтобы осужденные мучились долго, поэтому в прошлом их прибивали к шипам гвоздями, и несчастные агонизировали по нескольку дней, не в силах прекратить мучения. Так было до того, как я стал Палачом и начал питаться душами осужденных. Впрочем, отец никогда не винил меня за мои методы, тем более что, как мне кажется, они его вполне устраивали.

На город уже давно опустилась ночь, когда я наконец избавился от тяжелых доспехов и потащился в оранжерею, чувствуя себя выжатым, как половая тряпка. Сильнейшая, сокрушительная мигрень сжимала мои виски. Кроме того, по венам словно тек жидкий огонь, все тело пульсировало при каждом биении моего сердца, а мой яд стал еще более разъедающим. Как это ни парадоксально, но одновременно меня переполняла вибрирующая сила, от которой гудело в ушах. От этой неслыханной мощи, к которой мое слабое получеловеческое тело было не приспособлено, у меня кружилась голова.

Души неустанно бились о внутренние стенки моего черепа, яростно рвались на свободу, и по причине их огромного числа боль с каждой секундой становилась все невыносимее. Тем не менее для завершения процесса требовалось еще немного времени, так что мне оставалось лишь ждать, пока души переварятся – только тогда можно будет их выпустить. Мне следовало проявить терпение и силу, продержаться до конца, и в итоге все закончится, а я смогу освободиться от этого тяжкого груза и завершу данное испытание.

При мысли о том, чтобы оставаться одному в этом проклятом месте, меня охватила горькая тоска, но я волевым усилием заставил себя сохранять спокойствие и не уклоняться от своих обязанностей.

У меня получилось. Я выполнил приказ, принял вызов, брошенный мне отцом, и расширил границы своих возможностей. Еще чувствовал себя так плохо, как никогда прежде, и физически, и морально. Я был на грани срыва.

Вопросы, которые я обычно отказывался себе задавать, теперь настойчиво лезли в голову, наполняя меня новой невыносимой болью – очередное проявление человеческой половины моей души.

Что это за жизнь, если для ее поддержания нужно постоянно забирать жизни других? Неужели я действительно хочу влачить такое существование, полное смертей, казней и кровопролития? Я всегда повиновался императору, подчинялся зову своей природы, но разве я уже не сделал все, что мог? Какой смысл это продолжать?

Дрожащей рукой я прикоснулся к стеклянной стене. Мне вдруг показалось, будто падаю в бездонную яму: сильно закружилась голова, накатила тошнота, перехватило дыхание.

Сквозь туман в глазах я различил в полумраке оранжереи темно-красную розу, живо напомнившую мне потоки крови, пролитые мною недавно, а еще…

Еще Сефизу.

Мне страстно захотелось увидеть ее, особенно сейчас, в эту трудную минуту.

Это было очень глупо, и я это вполне осознавал. Ее взгляд, полный ненависти, и ядовитые слова не принесут мне никакого утешения, скорее, наоборот. Тем не менее я испытывал жгучую и совершенно не обоснованную потребность быть с ней.

Я остро нуждался в том, ином мире, который носила в себе Сефиза, меня тянуло в ту, другую реальность, где мне не приходилось быть таким, как сейчас. Там я был человеком, лишенным сверхъестественных способностей и божественных генов, не обремененным долгом перед Империей. В том мире я без малейшего стыда и каких бы то ни было ограничений испытывал всевозможные человеческие эмоции. Мне нужно было сбежать из этой золоченой, залитой кровью клетки, в которой я жил так долго. Мне нужно было разбить свои цепи и насладиться простой и прекрасной жизнью в той вселенной.

Если подумать, мне хотелось вернуться к этой девушке, научить ее читать, поправлять ее, когда она неправильно произносит какое-то написанное на книжной странице слово. Сидеть рядом с ней, видеть ее лицо цвета светлого меда, наблюдать, как ее изящные пальцы грациозно заправляют за ухо прядь волос, отливающих янтарем.