Сердце меча - Ольга Чигиринская Страница 58

— Небезопасно, — поправила она. — Если в слове два отрицания, то «не» идет первым: небезопасно, небессмысленно, небесспорно…

Дик старательно вывел это стилом на сенсорной панели терминала и нажал «ввод». Потом продолжил:

— Конечно, лучше загонять левиафана с полной командой на трех вельботах. Чтобы люди были на всех трех силовых установках и батареи менялись вовремя… Но левиафан — тварь глупая, а лорд Августин считает, что и вовсе неразумная. Поэтому может статься, что нам повезет и мы загоним его быстро, так что даже он не успеет ни разу плюнуть. А если и успеет, то батареи выдержат.

— А если он успеет… как это вы называете — плюнуть? — во второй раз.

— Тогда мы просто уйдем. А он не будет преследовать — они никогда не преследуют. Капитан — очень хороший драйвер, миледи, и Джез тоже.

— Ладно, займемся развитием речи, — вздохнула Констанс.

У Дика были сложности в основном не с письменным, а с разговорным гэльским, поэтому она старалась побольше с ним говорить.

— Что ты считаешь сейчас?

— «Апологию Сократа», — сказал Дик. — Правда, медленно очень идет, потому что у меня мало времени. Но я все равно стараюсь читать везде, где есть время, и визор у меня всегда с собой.

«Мало времени» — еще одна головная боль, — подумала Констанс. Капитан Хару погорячился, отстраняя Мориту от обязанностей повара и бортмеха — конечно, большую долю работы бортмеханика могли исполнять рабочие гемы, но все равно кто-то должен был показать им, что и как, и время от времени проверять. Это делали Вальдер и Дик, но теперь Вальдер готовил вельботы, снова и снова перепроверяя их исправность и регулируя все системы — от двигателей до батарей силового поля.

— Я поговорю с капитаном, — сказала она. — Дик, если ты хочешь отдохнуть… почитать… У нас есть еще двадцать минут, отведенных на урок — оставайся здесь просто так. Я не хочу мучить тебя разговорами о Сократе.

— Спасибо, миледи, — Дик с готовностью надвинул визор на глаза и откинулся на стену.

* * *

Левиафан был так прекрасен, что дух захватывало. Наверное, подумала Констанс, Иезекииль видел нечто подобное — во всяком случае, чтобы описать движения в «короне» левиафана, она не находила слов, кроме слов Пророка: «Вид колес и устроение их — как вид топаза, и подобие у всех четырех одно; и по виду их и по устроению их казалось, будто колесо находилось в колесе. Когда они шли, шли на четыре свои стороны; во время шествия не оборачивались». Действительно, казалось, что обе «короны», и внутренняя, и внешняя, движутся, непрерывно расширяясь и сверкая — и вместе с тем они оставались на месте.

Левиафан был огромен, сейчас он занимал почти половину кругового экрана. С трудом верилось, что столь огромное создание можно загнать в пространство между силовыми мачтами корабля, а тем паче — в «бутылку», кокон силового поля. Сейчас «Паломник» описывал широкие круги в отдалении — чтобы Гус мог вдоволь наделать снимков и замеров. Два вельбота были готовы к охоте, на первом шли Аникст и Болтон, на втором — капитан Хару и Майлз. Сейчас все находились в рубке — а еще там были Констанс и Гус, и через минуту вошел Дик, хмурый от того, что его не берут на охоту.

— Любуетесь нашим красавцем, миледи? — спросил капитан. — Любуйтесь сейчас. Еще часика два — и им уже не полюбуешься.

Дик поставил в зажимы поднос с подогретым сакэ и семью чашечками. Разлил напиток и шагнул чуть в сторону, чтобы каждый мог спокойно взять свою долю.

Первым чашку взял капитан, и протянул ее Констанс, вторую он дал Гусу, за ним чашки разобрали остальные охотники. Дик взял свою последним.

— Ну, попросим Божьей помощи в нашем деле, — сказал капитан. — Майлз, начинай: у тебя память лучше моей.

— Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его? — начал шеэд. — Вденешь ли кольцо в ноздри его? Проколешь ли иглою челюсть его? Будет ли он много умолять тебя и будет ли говорить с тобою кротко?

Майлз умолк и кивнул капитану Хару. Тот продолжил:

— Сделает ли он договор с тобою, и возьмешь ли его навсегда себе в рабы? Станешь ли забавляться им, как птичкою, и свяжешь ли его для девочек твоих? будут ли продавать его товарищи ловли, разделят ли его между Хананейскими купцами?

Он кивнул Джезу, передавая ему речь — весь этот отрывок из книги Иова команда знала наизусть.

— Можешь ли пронзить кожу его копьем и голову его рыбачьею острогою? Клади на него руку твою, и помни о борьбе: вперед не будешь, — Болтон широко улыбнулся: сколько раз он произносил эти слова перед тем, как выйти на левиафана? — Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его?

— Нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его; кто же может устоять перед Моим лицем? — Аникст тоже улыбнулся, когда речь перешла к нему. — Кто предварил Меня, чтобы Мне воздавать ему? под всем небом все Мое.

— Не умолчу о членах его, о силе и красивой соразмерности их, — проговорил Дик, прикрыв глаза. — Кто может открыть верх одежды его, кто подойдет к двойным челюстям его? Кто может отворить двери лица его? круг зубов его — ужас; крепкие щиты его — великолепие; они скреплены как бы твердою печатью. Один к другому прикасается близко, так что и воздух не проходит между ними; один с другим лежат плотно, сцепились и не раздвигаются.

Он приподнял чашку и кивнул опять Майлзу.

— От его чихания показывается свет; глаза у него как ресницы зари; из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры; из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка или котла. Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя. На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас. Мясистые части тела его сплочены между собою твердо, не дрогнут. Сердце его твердо, как камень, и жестко, как нижний жернов. Когда он поднимается, силачи в страхе, совсем теряются от ужаса. Меч, коснувшийся его, не устоит, ни копье, ни дротик, ни латы. Железо он считает за солому, медь — за гнилое дерево. Дочь лука не обратит его в бегство; пращные камни обращаются для него в плеву. Булава считается у него за соломину; свисту дротика он смеется. Под ним острые камни, и он на острых камнях лежит в грязи. Он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь; оставляет за собою светящуюся стезю; бездна кажется сединою. Нет на земле подобного ему; он сотворен бесстрашным; на все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости.

— Господи, это Твой зверь, — сказал капитан тихо. — Отдай его нам, не ради нашей славы, но ради славы имени Твоего. Или прими нас к Себе и прости нам наши грехи через Христа, Господа нашего. Отче наш… — на этот раз Констанс и Гус присоединились к молитве команды.

После слова «Аминь» все левиафаннеры осушили чашки — без традиционного «гамбэй».

— Ну что, малый, — сказал капитан, обращаясь к Дику. — Пока я не вернусь, ты хозяин на корабле. Проверь готовность на нижней палубе.

— Да, сэр, — Дик опустил на глаза визор, а к губам — микрофон. — Нижняя палуба, проверка готовности.