Дети богини Кали - Анастасия Баталова Страница 57

— Кора! — окликнула её Тати, — а Кора?

— Да, командир! — испуганно вскинулась девушка.

— Ты вот скажи нам все-таки, для чего ты пишешь, — спросила Казарова, — ты хочешь прославиться?

— Никак нет, капитан, — ответила Кора застенчиво, — просто так… Я записываю песни, которые звучат в моей голове. Просто чтобы не забыть их. Когда закончится война, и мы все выберемся отсюда, я их, возможно, сыграю и спою. Я очень хочу, чтобы их услышал ещё кто-нибудь кроме меня.

— Что же ты не бренчишь нам по вечерам на своей гитаре? Стоит она у тебя возле койки, пылится… — поинтересовалась Гейсс.

Кора покраснела.

— Ну не смущайте вы девку, не нашим ушам, значит, те серенады назначены… — своеобразно вступилась за неё Зубова.

— Так вот, девочки, — подытожила командир Казарова, — что я думаю о славе, — она подошла к сидящей Коре, наклонилась, бережно подобрала блокнот, который та снова уронила и стеснялась поднять, протянула ей и продолжила, — Слава, девочки, она как смерть в бою, она выбирает наугад, это вам не звездочка на погон, это — звезда героя. Выслугой её не взять, только подвигом. Подвигом самопожертвования. Твори упорно и бескорыстно, да будь готова к тому, что всё окажется напрасным, затянет, занесет твои труды песками времени… Создавай, не страшась забвения и не уповая на вечную память. Так то, девочки. Потому пиши-пиши, Коруша, свои будущие прекрасные песни, да берегись пули…

Девушки притихли, слушая своего командира. Никто не смотрел в карты, не перешептывался и не тянулся к стоящей в центре стола большой тарелке с жареными семечками.

Тати легкими шагами пересекла офицерскую и снова оказалась возле стола.

— Что же вы застыли? Играйте! — сказала она, устраиваясь на своем излюбленном месте позади младшего лейтенанта Майер. Та, как и следовало ожидать, немного оробела, она съежилась на стуле, стараясь не касаться спинки, на которую оперлась командир Казарова.

Шома Друбе сделала знак продолжать игру. Тати наблюдала за её ходом из-за широкого плеча Майер, временами заглядывая ей в карты. Она чувствовала, что младший лейтенант стеснена её близким присутствием, и хотела немного подбодрить девушку, внушить ей больше доверия к себе.

— Эх, не слишком-то везет тебе, как я погляжу, — сказала она шепотом, — ну ничего, — Тати слегка подалась вперед и мягко ткнула пальчиком в карты Майер. Попробуй зайти так и так… Может, будет шанс…

Но Майер всё равно проиграла. Она вздохнула, неловко засунула свою длинную ручищу в карман и водворила на стол несколько монет.

— Как там говорится: не везет коль в карты, повезет в любви, — провозгласила в своей всегдашней шутовской манере Гейсс, загребая кассу.

— А ведь это правда, — сказала Шома Друбе, — Она единственная из всех нас, кого дома ждет парень.

Майер покраснела. Она склонилась над столом; даже уши её, тоже крупные, как и все остальные части тела, залило густой краской.

Игра продолжилась.

— Не хотите с нами, командир? — спросила Шома, начиная раздавать.

Тати мотнула головой.

— Спасибо, девочки. Мне больше нравится смотреть.

— Не хотите дразнить фортуну? — прогудела своим низким гнусавым голосом Зубова.

— Кого-кого дразнить? — поинтересовалась Гейсс.

— Примета есть такая, — неприязненно пояснила Майер, она воспитывалась в очень интеллигентной семье, потому невежество, выказываемое столь открыто, безо всякого смущения и являющееся даже в некотором смысле предметом бахвальства, невыносимо раздражало её, — большая удача уходит от тех, кто постоянно призывает её по мелочам.

Партия завершилась, и на сей раз проиграла Гейсс.

— Мне вот в карты не всегда фартит, а вообще я везучая, — сказала она, со звоном рассыпая на столе извлеченную из кармана мелочь, — когда училась в универе, помню, мне удавалось пролетать на «отлы» и «хоры», даже если знала меньше половины, а один раз был случай, когда я выучила всего один билет из тридцати — вы представляете? — один! из тридцати! — и именно его я вытащила. Каково? И в бою до сих пор тьфу-тьфу-тьфу… Случалось, прямо в меня роботы с датчиками движения целились… и мазали…

— Удача дама капризная, — сказала Тати, — любимчиков иногда заводит. Но надо крепко помнить — её поцелуи ни в коем случае нельзя принимать как должное… Отношения с госпожой удачей всегда должны быть острыми, она дама страстная, и сразу уходит, если к ней начинают привыкать, — она отняла руки от спинки стула Майер, потянулась, положив ладони на затылок, — может, мне и правда сыграть с вами? — задала она риторический вопрос самой себе, и тут же ответила на него, — Нет, пойду лучше что-нибудь почитаю. Спокойной ночи, девочки.

— Вот видишь, — едко сказала Майер младшему лейтенанту Гейсс, когда шаги капитана Казаровой замерли в глубине коридора, — командир книжки читает, а ты… Краткое содержание… Один билет из тридцати…

Гейсс насупилась.

— Казарова — мировой командир, — сказала Зубова веско, — это она нас так воспитывает, исподволь, чтобы мы даже не замечали. А то бывает иные как встанут руки в боки, как начнут мозги чинить, поучать, так и уши в трубочки свернутся…

— Да. Она молодец, — согласилась Шома, — двадцать шесть лет всего, а уже на хорошем счету у командования. Год-другой и новое повышение получит.

— Возраст ничего не решает, и никакие сроки, как правило, не определяют человеческих достижений, — сказала Зубова, — есть люди от природы талантливые и трудолюбивые, им малейшую лазейку дай, они пробьются, а есть такие, которым все возможности предоставь да времени вагон отведи, но они всё равно просидят, в носу проковыряют…

— Я спать, — решительно сказала Майер, откладывая карты.

— Я тоже, — поддержала её Шома Друбе, — на войне каждая минута отдыха на вес золота.

Вскоре офицерская опустела. И только в углу, в маленьком круге желтого света от переносной лампы, так и осталась сидеть Кора Маггвайер, задремавшая над своим блокнотом.