Хадават - Вячеслав Ковалев Страница 53

– Это Никша, внук он мне, – ответил старик. – Его отца забрала лихоманка, потому учу его я. Тут рядышком пещера есть. Так в ней пещерный хозяин живет. Мы пришли взять его. Он и возьмет. – Он ткнул пальцем в сторону внука, чтобы незнакомец уж точно понял, о ком речь. – Пещерный хозяин знает, что мы пришли, знает – для какой надобности, потому ждет. Он как думает? Когда люди придут, будет у меня славная охота, – старик вдруг захихикал, – но будет не так. Никша возьмет его, как не взять. И род получит еще одного охотника.

– А если нет?

– Значит, нет. – Старик снова захихикал. Было видно, что в победу загадочного пещерного хозяина он не верит абсолютно.

– И не страшно вам здесь? – просипел Никита. – Старик и мальчишка, а вокруг горы, полно всяких тварей кроме вашего хозяина пещерного.

При слове «мальчишка» пацан встрепенулся, гордо-обиженно вскинув голову, но влезть в разговор не посмел.

– А че ж их бояться? Я в эти горы уж полвека хожу, зверюга, она и есть зверюга, не тягаться ей с охотником, а людей здесь почти и нет, – тихо ответил он.

– А живете где?

– Так в Выселках, – сказал старик, будто все на свете должны были знать, где эти Выселки.

«И какого черта они мне попались? – билось в голове у Никиты. – Хотя может, оно и к лучшему, оружие у них есть, еда, фляга вон болтается. Короче, у них есть масса простых и в то же время весьма полезных вещей, которых, как на грех, нет у меня».

– Ты чего расселся? – вдруг обратился дед к внуку. – Али дело забыл?

Внук, не проронивший ни слова, вскочил как ошпаренный, подхватил то самое копье, замер на несколько мгновений, глядя деду в глаза, коротко поклонился, а потом рысью бросился в темноту. Никита непонимающе уставился на деда.

– Пора ему. Это дело такое, хозяина надо в особое время брать. Как ночная царица в небе повиснет. Времени чуть осталось, пора, неча тут нежиться.

– Ты, старик, вот что, – перебил его Никита. Попробовал откашляться, но ничего не получилось. Колючий комок застрял в горле, мешая говорить. – Я… короче, мне нужно кое-что, так что ты уж поделись. По-тихому, – добавил он.

Старик непонимающе уставился на Никиту:

– Как так – поделись?

– Так вот. – Никита встал, нависая над стариком. Тот схватился, рука дернулась к поясу, где болтался здоровенный тесак, замялась на полпути, вернулась на место.

– Тьфу ты, – сплюнул он. Больше ничего ни сказать, ни сделать он не успел. Никита наскочил на него, опрокинул, руки стиснули худосочную шею и стали давить. Но задушить охотника оказалось не так уж и просто. Тщедушный на вид старикан оказался довольно крепким. Он схватился за запястья душивших его рук, пытаясь оторвать их от себя, потом как-то извернулся и пнул Никиту ногой, отбросив того в сторону. Тут же вскочил, ошпаренной кошкой кинулся следом, замахиваясь мгновенно вытащенным ножом, и в этот момент произошло странное. Для обоих. Никиту неожиданно накрыла адская, совершенно невыносимая боль, он резко дернулся, выгнувшись неестественной дугой, касаясь земли только пятками и затылком, изо рта вместе с хлопьями желтоватой пены вырвался совсем уж нечеловеческий крик. Он рывком перевернулся, оказавшись вдруг на четвереньках, и на ошеломленного старика глянули глаза зверя.

– Отец-Вседержитель, – только и успели вымолвить мгновенно пересохшие губы охотника, и тут же когтистая рука-лапа, которая просто не могла принадлежать человеку, разорвала старику горло. Тот пару секунд постоял, а потом плавно завалился на спину, и ночное небо отразилось в стекленеющих, полных первобытного ужаса глазах.

…Черт, как же больно, черт подери, что это? Что-о?!

Дикая боль, выбивающая сознание и заливающая глаза желто-зеленой мутной пеленой, стала потихоньку утихать. Никита сжал голову руками и тут… тут он увидел свои руки. Этого не могло быть! Просто не могло! Он с ужасом рассматривал когтистые полуруки-полулапы с неестественно бугрившимися узлами мышц. Хотел что-то сказать и… не смог. Из груди вырвались жуткие хрипы. И тогда Никита задрал голову и расхохотался…

Никша вздрогнул. Жуткий рев, чем-то отдаленно напоминающий злорадный смех, разрезал ночную тишину. Он даже хотел вскочить, потому что рев-смех донесся оттуда, где остались дед и странный незнакомец. Но продолжал лежать на месте. Нельзя. Ему нельзя. Он должен быть здесь и совершить то, зачем пришел. Пещерный хозяин уже проснулся, уже слышно, как он ворочается, сопит, почуяв близость человека. То, что куцехвостый чует его, он знал наверняка. Это хорошо. Пусть чует. Пусть знает, что он, Никша, пришел за его шкурой. Пусть сам испугается, почуяв не страх жертвы, а желание убить. Убить его. Никша посильнее стиснул древко дедовского копья. Он справится. Обязательно справится. Он не опозорит род: ни отца, ни деда, ни родового. Он принесет матери переднюю лапу зверя, и та, сияющая от гордости, сделает из когтей ожерелье и наденет его Никше при всех, и все увидят – в род пришел еще один мужчина. Охотник. А шкуру он кинет к ногам Ланки, и та зардеется румянцем, по-девичьи смущаясь и тревожно радуясь одновременно. И теперь все будут знать, что она – его. И Ланка начнет ткать свадебный ковер. Она будет ткать его целых два года, и, когда закончит работу и с поклоном передаст Никше, он уведет ее в горы. Они уйдут туда еще женихом и невестой, а вернутся мужем и женой. Да. Все будет именно так. Но это позже, а сейчас… сейчас – вот он – его путь в будущее. Он уже выбрался из пещеры и идет сюда. Он не прячется и не крадется. Он идет нарочито громко, оглашая окрестности своим ревом. Пусть все знают – это его земля. И он ее хозяин. Никша улыбнулся и встал навстречу зверю…

Никита шел по следу мальчишки. Странное дело, но сейчас он отчетливо чуял его запах и следы и знал, где он прошел. А еще он чуял кровь. Там. Впереди. Вскоре он увидел молодого охотника. Тот возился над здоровенной тушей какого-то зверя. «Ты смотри, завалил-таки своего пещерного». Никита сделал еще пару шагов, когда Никша услышал его и поднялся, оборачиваясь. В руках он держал окровавленный нож – видно, разделывал тушу. Он сразу напрягся, цепко ощупывая взглядом Никиту.

– А где дед? – спросил он.

– Спит, – ответил Никита, доставая из-за спины арбалет. Его, Никши, арбалет.

Парень еще успел дернуться, в тщетной попытке увернуться, но не успел. Тяжелый болт ткнулся в низ живота, бросая юного охотника на камни.

– Ты ж хлеб наш ел, – с трудом проговорил Никша, превозмогая боль.

– Так это был хлеб? – оскалился незнакомец, не назвавший своего имени, и рассмеялся, легонько пнув торчащий в животе Никши болт. Страшная боль рванула вверх, затуманивая сознание. Парню стоило больших усилий не лишиться чувств и не закричать. Он заставил себя открыть слезящиеся глаза и вновь увидел незнакомца, который продолжал смеяться смехом безумца.

Но это было не самое страшное. Смех резко оборвался, лицо незнакомца вдруг поплыло, тело скрутило, он сжался в комок, дико взвыл, а когда поднялся, то это уже был не человек. И Никша понял, что теперь – все. От этого спасения нет. «Прости, мама. Теперь вся надежда на меньшего», – еще успел подумать мальчишка, только что ставший мужчиной, прежде чем звериные клыки рванули беззащитную шею.