Барбарелла, или Флорентийская история - Салма Кальк Страница 53

Барбарелла открыла глаза и увидела, что в комнате светает. Конец близок, увы.

— У тебя есть часы? — с улыбкой спросила она лежащего рядом мужчину. — Просто часы, которые не перестают идти в эту ночь?

— Есть где-то, — он тоже улыбнулся, поцеловал её, принялся искать в ворохе одежды на полу.

Современные живые прекрасны тем, что не довольствуются возможностью свидания по-быстрому. Им нужно раздеться, и как он сказал? — чтобы полный контакт. Всем телом.

А про тело он знает много. Почему же рассвет так близко? Почему она не увела его сюда сразу, как увидела в бальной зале, с невозмутимым видом, возле портрета Франческо Донати?

— Семь пятнадцать, — он глянул на часы и отложил их обратно. — Ты уже торопишься?

— Нет. Я вообще не тороплюсь. Здешним силам без разницы, где кто из нас окажется в момент восхода солнца. И в каком виде. На холст я вернусь, как положено. Одетая и причёсанная. И с Магнусом в руках. А мой холст — здесь рядом, за стеной.

— Ты прекрасна любая, хоть одетая, хоть нет. Прекрасна и бесстрашна. Зовёшь за собой и вдохновляешь сумасшедших.

— Не хочешь ли ты со мной? — она удивилась.

— Понимаешь, если бы с тобой — это в такое место, где быть вместе каждый день, и жить вместе, и что-то делать вместе — тогда я бы не раздумывал ни минуты. Я думаю, что научился бы жить в твоей Венеции — без электричества и нормального огнестрельного оружия, и ты, думаю, смогла бы жить в нашем времени, это не сложнее, чем пятьсот лет назад. Но висеть год на стене и только на несколько часов обретать плоть, пусть и сколь угодно долго — думаю, нет. Боюсь, я бы уже через год пожалел о принятом решении.

— Понимаю. Роберто тоже не хотел остаться со мной. У него были дела, обязанности и родные, потом, правда, родных не осталось, а теперь уже и его самого не осталось. У тебя есть семья?

— Только родители и сёстры.

— А кто встречает тебя дома?

— Да у меня и дома-то нормального нет, — пожал он плечами. — Есть квартира, но она стоит пустая почти всегда. Я живу там, где работаю.

— То есть на службе? Ну, так тоже бывает. А почему ты не заведёшь себе нормальный дом? А в дом — жену, она будет ждать тебя, и воспитывать ваших детей, пока ты на службе?

— Ни одна девушка ещё не захотела остаться со мной на всю жизнь. Или я не захотел, не знаю. Меня всё время влечёт что-то новое. В девушках тоже, не только в жизни вообще.

— Ну а причём тут жена? Или у вас там сейчас все сплошь верные супруги? Мне кажется, нет, — рассмеялась она.

— Понимаешь, сейчас женятся главным образом тогда, когда уже хотят быть с кем-то и только с кем-то. Встречаться-то можно и так. Видела монсеньора и донну Элоизу? Он уже пару лет не может её уговорить выйти за него замуж.

— А почему? Я подумала, там какие-то серьёзные препятствия, раз он не муж ей, ведь они так влюблены, от них прямо искры летят!

— Наверное, ей нравится быть независимой.

— А ты был с той девушкой, от которой всю ночь не отходит наш юный Донателло, я видела, — она хитро улыбнулась.

— Кьяра очень хорошая, но очень молодая и тоже очень самостоятельная. Она говорит, что ещё лет десять даже и думать не готова про какие-то там семьи!

— Неужели сейчас все девушки такие? Я не верю.

— Самые интересные — такие. Которые восхищают, с которыми не скучно.

— Так ведь и ты восхищаешь, и с тобой, я думаю, просто не может быть скучно! Ты красив и горяч, и выдумщик, и в любви ты хорош. Правда, неужели вокруг нет ни одной девушки, которая была бы влюблена в тебя и готова быть с тобой до конца? Просто не верю. Они должны быть непременно. Наверное, ты просто не задумывался и плохо искал. Поищи хорошенько!

— А через год прийти и рассказать тебе? — его улыбка стала грустной.

— Нет, не приходи, — замотала она головой и отвернулась. — Не нужно.

Живые — живым. Он всё равно когда-нибудь состарится, а она здесь — навечно.

— Не печалься, слышишь? Нам подарили эту ночь. Без встречи с тобой моя жизнь была бы совсем другой, веришь? Вот, возьми, — он поднял с полу то, что носил на шее вместо шарфа, отстегнул яркий синий камень в оправе и вложил ей в руку. — Просто на память обо мне, — и снова обнял её.

Он прав — уж лучше целоваться до последнего, чем ждать первого луча солнца и печалиться о его неотвратимости.

* * *

Кьяра и Донателло сидели в пустом зале возле бального, и она пересказывала ему сюжет одного недавно прочитанного романа — нет, не того что о Донати, другого, когда к ним подошла госпожа Жермена, бабушка Донателло, и позвала его с собой. Он извинился и ушёл.

Тогда Кьяра огляделась и поняла, что за окнами-то уже светло! Похоже, скоро взойдёт солнце!

Она вскочила — насколько ей позволило пышное платье и уставшие ноги, и заглянула в бальную залу.

Тихая музыка играла мягко и ненавязчиво, никто ничего не танцевал, все стояли небольшими группами и о чём-то говорили. Все местные, те, кто сошёл с картин. Никого из палаццо Эпинале не было видно. Донателло стоял вместе с бабушкой и двумя джентльменами во фраках, и почтительно слушал одного из них.

Кьяра поняла, что идти через зал сейчас не стоит, и прошла снаружи, по опоясывающему коридору, туда, где стояли столы с закусками.

Она пришла правильно — там нашлись все гости и все местные сотрудники. Дон Лодовико отчётливо обрадовался, когда увидел её.

— Я уже собирался тебя искать, — хмуро сообщил он. — Времени почти половина восьмого, скоро солнце взойдёт. Не теряйся, хорошо?

— Конечно, — кивнула она. — Я только хотела попрощаться.

— А с тобой-то хотели попрощаться? — он продолжал хмуриться.

Кстати, а где монсеньор и донна Эла? Их же не съели? Остальные вроде здесь, все, ой нет, Гаэтано не видно. Наверное, найдётся.

Джованнина пересказывала господину Маркони, местному хранителю, какую-то услышанную ночью историю, он только качал головой. Франческа что-то говорила Октавио, он держал её за руку и слушал.

Когда часы пробили половину восьмого, из залы появился господин Пьетро. Оглядел их всех.

— Вы сможете покинуть дом после нас. Уже скоро.

— Да, господин Донати. Мы так и сделаем, — кивнул дон Лодовико. — От имени всех нас благодарю вас за гостеприимство.

— Не могу сказать, что был рад вас видеть, но соглашаюсь с неизбежностью. Видимо, другого варианта и вправду не существовало.

— А я думаю, сын мой, что всё к лучшему, — вмешался подошедший отец Варфоломей. — Вы познакомились с Патрицио, а Патрицио познакомился с вами. Когда он придёт в себя — а это случится скоро, я думаю — он станет работать к вашей взаимной пользе. И подумайте о такой вещи: будет хорошо, если всегда какой-нибудь разумный сотрудник музея будет знать вашу тайну. Да, он будет пользоваться ею сам, но и сможет оберегать её от других, менее разумных. Я бы на вашем месте взял это за правило. Глядишь, и не придётся уничтожать глупых и некомпетентных.