Паутина вероятности - Алексей Колентьев Страница 52

Как только вижу серое, с сизыми подушками облаков небо Зоны, сразу вспоминаю своего приятеля, соседа по площадке. В армейку нас забирали одновременно, только он всеми правдами и неправдами отбрыкивался и хотел остаться на «гражданке». Звали его Серега. Меня занесло в сержантскую школу, а потом в мою родную часть, откуда я и начал свой путь, к которому, как оказалось, стремился изначально, только не всегда это осознавал. Серегу загребли в мотострелки. Сначала от него приходили письма, каждый месяц я получал штуки две. Друзьями мы никогда особо не были, скорее, такие отношения можно назвать приятельскими, слишком уж по-разному мы смотрели на мир и его законы. Но скоро письма перестали приходить. Отношения заглохли, и я встретился с приятелем только через пять лет, когда он по контракту уезжал в Чечню. Будучи в отпуске в своем теперешнем звании, я заехал навестить маму. Отец к тому времени снова уехал в какую-то экспедицию на Алтай, на раскопки очередных могил. Он всегда злился, когда у нас затевался старый спор по поводу целесообразности разорения захоронений и выставления костей покойных под стеклом в музее. Я считал, что не следует тревожить умерших, а уж тем более выставлять их останки на всеобщее обозрение. К счастью, в тот раз спора не вышло и, благополучно отдав сыновний долг, я бодро вышел из подъезда и направился к автобусной остановке.

– Тоха! Васильев, ты? – внезапно услышал я оклик.

Конечно, я сразу узнал приятеля, хотя теперь это был уже совсем другой человек. Лицо приобрело тот красноватый оттенок, какой бывает у пьяниц. Глаза водянистые, вместо четырех нижних передних зубов – фиксы [34], походка стала более уверенной, но добавилась легкая хромота. Радости по поводу встречи я не испытал, скорее – любопытство и настороженность. Тем не менее, мы пожали друг другу руки и обнялись. Потом вернулись в подъезд и поднялись в Серегину квартиру. Он теперь жил с девчонкой, которую я раньше видел на одной из школьных вечеринок, она была на два класса младше нас. Помню, что звали ее Неля, это была высокая, немного грузноватая девушка с громким, взрослым голосом, главной деталью ее внешности можно считать удивительно чистые и наивные голубые глаза. В остальном – ничего особенного. Серега усадил меня за стол, выпили, закусили крупно нарезанными помидорами с луком и молодым картофелем с постным маслом. Жил Серега бедно, но, после третьей фазы розлива, посвятил меня в свой план быстрого обогащения. Он торопливо рассказал мне, как вышел на вербовщика и какие заработки сулит служба в горячей точке.

– Прикинь, Тоха: можно за месяц поллимона поднять…

– А ты в курсе, что там стреляют и можно пролететь мимо денег или потратить их все на лекарства? Брось, Серый, ты же отличный шофер, можешь зарабатывать и без этого…

– Завидуешь?

В глазах приятеля появилось не знакомое мне раньше выражение злобы: он явно обиделся, что я не разделяю его стремления разбогатеть на войне.

– Да чему тут завидовать, просто сомневаюсь, что дело выгорит. Это не твое, Серега, слишком там все отличается от того, что ты видел в армейке на действительной…

– Пошел ты!..

Серега вскочил из-за стола и замахнулся, намереваясь провести хук слева в голову. Я вовремя успел перехватить его довольно внушительный кулак, взял на болевой, стол опрокинулся. Надо ли говорить, что дело закончилось тем, что я просто ушел, извинившись перед Нелей за безобразную сцену и пару разбитых тарелок. Но девушка не рассердилась, сказав на прощание, что из всех друзей ее мужа я единственный, кто пытался, пусть неуклюже, но отговорить его от контракта. Дав свой номер почты, через который к нам в подразделение шла пересылка всей корреспонденции, я уехал. Серега вернулся из Чечни с простреленным легким и выглядел как натуральный бомж, поскольку ни денег на проезд домой, ни даже новой повседневной формы ему в госпитале после выписки не выдали. Насобирал из того, что было на вещевом складе, потом все пришлось выкинуть – вещички были так себе: частью с чужого плеча, частью почти утиль…

Добрался он до дома только через месяц, а «боевые» так и не получил, поскольку в ведомостях части и подразделения, где он служил, не было отметок о его участии в боевых действиях. Он все время повторял срывающимся от обиды голосом:

– Не было тебя там, говорят!.. Бумажки в морду тычут, а я все капитана из финчасти помню, что предлагал поделиться семьдесят на тридцать: тогда, мол, и деньги получишь, и как белый человек на самолете домой улетишь… Сука, рыло свинячье!..

Потом все было, как обычно, – суды, комиссии и наконец – разбой и тюрьма. Приятель просто вломился в продуктовый ларек с припасенной со службы боевой «эфкой». Был он еще и в сильном подпитии. Повязали их с новым корешем, таким же алконавтом, через пару часов. С тех пор Серега так и не вырвался из этого порочного круга, так точно описанного в одном комедийном фильме: «Украл – выпил – в тюрьму». Страшный этот образ жизни загубил не только его, но и Нелю, и их дочурку, которая из-за травмы головы перестала разговаривать, замкнулась в себе, старалась спрятаться, как только слышала звук чьего-либо голоса. С Серегой мы потом виделись еще пару раз, но это был разговор двух иностранцев: ничего, кроме самобичевания, переходившего в плач по загубленной жизни, я от моего приятеля не услышал. Неля спилась, не выдержав побоев от мужа и нищеты, а маленькую Танюшу забрали к себе в деревню Нелины родители. Поэтому, когда я смотрю на здешнее небо, то вспоминаю Серегу и тех многих парней, которым было не место на войне. Перед любым человеком лежит множество дорог и много дверей, которые можно открыть. Если правильно читать знаки судьбы, то непременно пойдешь верной дорогой, которая приведет к заветному порогу, за которым и есть твоя земля, твое место под солнцем.

Постепенно стемнело, идти по тропе становилось все труднее. Я сверился с картой: если взять южнее и сойти с тропы, то метрах в двухстах от нее была небольшая поляна, вполне подходившая для привала. Объяснив пленникам, что будет привал, я сменил направление, и уже через полчаса мы были на месте. Костер я запретил разводить, раздав пленным уркам только по пятьдесят граммов воды. Лом держался неплохо, видимо, еще не успел разжиреть на командирской должности, а вот Боров был никакой: он даже воду только расплескал, выпив едва полглотка. Но тут уже ничего не поделаешь: если положенец будет совсем плох, придется держать его на стимуляторах до обмена. Ну, а коли загнется уже у своих, то это будут не мои проблемы.

Неожиданно сознание царапнул импульс мыслеобраза: я, сидящий в темноте, и двое пленников. Потом картина изменилась и… передо мной оказался Охотник. Появился побратим, как всегда, эффектно. Последовавшие за этим события произошли одновременно, от этого все вышло даже слишком сумбурно и чуть комично, если вы любите черный юмор. Пленники заметили моего побратима не сразу: как только Охотник вышел из режима маскировки, его со спины узрел Лом. Урка шарахнулся было в панике, но, забыв про связанные ноги, рухнул мордой в траву. Боров сначала увидел падение своего охранника и лишь потом – кровохлёба. Он хрипло завопил и покатился в заросли шиповника. Чертыхнувшись и показав побратиму кулак, я с трудом приволок обоих бандитов на их прежние места.