Песня чудовищ - Анастасия Андрианова Страница 50

Февета проводила Михле в небольшой зал, где был накрыт стол для неё одной. Наспех съев кусок пирога с повидлом и запив сбитнем, она последовала за Рагдаем, который пришёл проверить, как она устроилась во дворце.

– Сегодня ты приступаешь к своим обязанностям советницы, – сообщил он.

– Я думала, буду в числе других… у вас же есть какая-то дума, другие советники, – бормотала Михле, постоянно поправляя одежду.

– Колдунью не возьмёшь на общий совет. Пока что твоё предназначение останется маленькой тайной. Ружан Радимович будет назначать тебе встречи наедине. Тут нечего смущаться, – добавил он, внимательно посмотрев на Михле.

– Я и не…

Рагдай прибавил шагу, и Михле пришлось постараться, чтобы не отстать. Монета в сапоге неудобно перевернулась и давила на пятку.

Они вышли на улицу, на крепкий мороз, обошли дворец с левого крыла и оказались у отдельного небольшого здания высотой в один ярус. У входа стояли дружинники. Михле вообще бросилось в глаза то, что по двору расхаживало множество стрельцов. В груди у неё будто застыл скользкий ледяной комок, и она опустила голову, по привычке боясь попасться царским людям.

– Извини, – произнёс Рагдай и подтолкнул Михле к дружинникам у входа.

Один из них придержал её за руки, второй ощупал ноги, тело и руки. Михле вспыхнула от унижения. Ищут оружие! У неё, почти что у пленницы! Не обнаружив ничего опасного, дружинники кивнули ей и указали на дверь.

Послав Рагдаю разгневанный взгляд, Михле вошла внутрь, прошла через полутёмный предбанник и толкнула вторую дверь. На неё дохнуло горячим влажным паром. Михле ахнула, привыкая к резким смолистым запахам и жару.

– Входите, – обронил Ружан.

Быстро проскользнув внутрь, Михле остановилась. Посреди помещения, затянутого белым клубящимся паром, стояла огромная подогреваемая купель, в которой, свесив локти по бокам и откинув голову, лежал Ружан. Его одежда была сложена на скамье в стороне, и Михле поняла, что на царевиче ничего не осталось. Её щёки вспыхнули.

– Вы… Вы уверены, что звали меня, а не…

– А не банщика? – Ружан медленно повернулся, сощурив серые глаза. – Уверен. Я звал вас. Присаживайтесь.

Он небрежно махнул рукой в сторону скамьи, уронив на пол несколько капель воды, упавших с пальцев.

– Если у вас есть разговор, не терпящий отлагательств, я постою.

Михле быстро оглянулась на дверь, но тут же смутилась. Не подумал ли Ружан, что она хочет сбежать? Но царевич вновь отвернулся, положил голову на край купели и умиротворённо прикрыл глаза.

– Разговор есть, – согласился он. Его голос в этот раз звучал спокойно, красиво перекатывался, словно пенные речные волны. – Раз позвал, то хотел разговора, это очевидно. Не хотите садиться – подойдите ближе. Не люблю говорить с теми, кто пятится к выходу.

Михле смутилась ещё сильнее. Всё-таки заметил. Она сделала несколько шагов вперёд и остановилась, стараясь не смотреть на купель. Вода в ней была непрозрачной, мутно-коричневатой, остро пахла какими-то травами, и веточки вместе с сушёными цветами кружились на поверхности, но Михле всё равно боялась увидеть больше, чем уже видела.

– Для начала, – Ружан опустил руку и поднял с пола небольшой алый мешочек из замши, с завязками, украшенными бусинами, – возьмите это. Не хочу, чтобы вы прятали деньги в сапоге.

– Откуда вы…

– Я не слепец. Вы всегда трогаете левое голенище, когда думаете, что никто не видит. Вряд ли старый сапог сам по себе представляет такую ценность, чтобы заботиться о нём. Разувайтесь. Я хочу, чтобы мой подарок начал приносить пользу уже сейчас.

Он снова повернул лицо к Михле. На его лоб налипли чёрные пряди, облака пара клубились вокруг, ласкали длинную шею, капли воды стекали по плечам, и на кошельке, который он держал в протянутой руке, оставались тёмные мокрые следы от пальцев.

Не решившись и дальше противиться просьбам царевича, Михле сделала шаг вперёд и осторожно взяла кошель. Он мягко лёг в ладонь, и Михле подумалось, что вещица могла стоить больше, чем все её монеты, добытые колдовством.

– Носите на поясе. И больше не кладите деньги в обувь.

Михле присела на скамью и разулась, радуясь, что Ружан на неё не смотрит. Монеты скользнули в кошелёк – как же странно было вынуть ту, которая «поселилась» за щекой! Михле затянула тесёмку, закрепила кошелёк на поясе, вновь надела сапоги и почувствовала тревогу от того, что под пяткой больше не чувствовался металлический кругляш. Что ж, ей придётся привыкать, что сокровища теперь в другом месте.

– Спасибо вам, Ружан Радимович, – пробормотала она.

– Не за что. Носите и вспоминайте меня добрым словом. – Ружан улыбнулся, снова щурясь от пара. – А теперь подлейте мне горячей воды, пожалуйста.

– Я заклинаю холод, не жару.

Ружан коротко рассмеялся и указал на ведро, стоящее на углях в большой печи, украшенной алыми изразцами с девоптицами.

– Там.

Михле выругалась про себя, проклиная свою глупость, зачерпнула ковшом горячей воды и смущённо приблизилась. Ей не хотелось смотреть на нагого царевича, и она осторожно вылила воду по краю купели, сосредоточенно глядя на ковш.

Ружан втянул носом воздух и выдохнул ртом.

– Ещё?

– Достаточно, благодарю. Не могли бы вы расчесать мне волосы, Михле? Обычно это делают слуги, но я отослал их сегодня. Чтобы поговорить с вами.

Михле подумала, что он, быть может, предложит ей потом искупаться в воде, оставшейся от него, как обычно купаются слуги, и сама эта мысль уже возмутила её. Михле шумно хмыкнула.

– Не бойтесь. Я не считаю вас за прислугу. Вы по-прежнему моя придворная колдунья. Советница. Я подпускаю вас ближе не затем, чтобы унизить.

– И не затем, чтобы показать своё превосходство?

– Конечно нет. Напротив. Я лежу перед вами – раздетый, безоружный, прошу расчесать мои волосы. Словно обласканный домашний пёс. Разве это не высший показатель доверия? Когда царский сын показывался таким стрейвинке? Более того – не просто сын, но и будущий царь.

Он склонил голову, глядя на Михле с укоризной.

– П-простите. Я не думала об этом.

Ружан вновь закрыл глаза и махнул рукой в сторону скамьи, где лежал деревянный гребень.

– Если вы страдаете от жары, можете окончательно разуться. И расшнуровать ворот.

Михле и правда было нестерпимо жарко, а щёки пылали – от смущения, неловкости и непонимания, как вести себя с царевичем. Она снова стянула сапоги, аккуратно поставила их под скамью, расшнуровала ворот платья и вернулась, сжимая пальцами гребешок.

Ружан прислонился затылком к борту купели, и мокрые волосы рассыпались волнистыми прядями, свисая вдоль борта, – они были куда короче, чем у самой Михле, но длиннее, чем у Рагдая. Михле затаила дыхание, засмотревшись на царевича: так он был красив. Резковатый, но правильный профиль с точёным носом и высокими скулами, лёгкая полуулыбка на розовых губах, пухлых, как у девушки. Дотронувшись до волос, Михле удивилась, какие они мягкие. Гребень легко заскользил по прядям, вытягивая кудри плавными волнами. Ружан улыбнулся шире.