Клинок его Величества - Василий Горъ Страница 50

Ближе к полуночи, когда выпитое начало туманить разум даже самым стойким в этом плане личностям, толпа в Большом Бальном Зале начала редеть. Нет, желающих покружиться в танце было еще предостаточно. Особенно среди молодежи, с ужасом думавшей о том, что следующий бал в королевском дворце будет только весной. Однако абсолютное большинство придворных, оттанцевав положенное и таким образом отдав «вассальный долг» королю, уже спешили заняться своими делами.

Самые любвеобильные уединялись в гостевых покоях и альковах. Благо таких в Западном крыле было предостаточно. Те, кто в своих ухаживаниях продвинулся не так далеко — отправлялись на прогулку в парк. А те, кто приехал на бал, чтобы заняться делом, спускались в гостевые винные погреба. Чтобы, заняв один из уютных кабинетов, за кубком хорошего вина обсудить с единомышленниками насущные проблемы.

Естественно, и те, и другие и третьи интересовали графа Ратского по-разному. Лица из первой категории — меньше всего, так как о большинстве их интрижек ему было известно уже давно. За представителями второй категории следили чуть более внимательно: начинающиеся отношения между представителями различных родов обычно давали достаточно пищи для размышлений. И, конечно же, данные для последующего использования в придворных интригах. Зато с лиц, дегустирующих королевские вина, глаз не спускали не на минуту — каждая фраза, сказанная в тесной компании, могла принести или очень большие проблемы, или такую же большую выгоду.

Кстати, некоторые особо интересные беседы граф Дартэн старался слушать сам. Ибо знал, что никакой, даже самый подробный отчет не может передать тех мелочей, которые делали разговор. Интонации, жесты, выражения лиц и даже паузы могли вывернуть смысл разговора наизнанку. И частенько несли в себе больше информации, чем то, о чем говорилось вслух.

Естественно, слушать приходилось инкогнито. Оставаясь невидимым и неслышимым. Однако с этим проблем не возникало — в стенах каждого из кабинетов было достаточно глазков и слуховых отверстий не для одного, а для двух-трех слухачей. Но сегодня графу Ратскому было не до разговоров — последние два часа он неспешно прогуливался по Залу, улыбался молоденьким красавицам, еще краснеющим от взглядов всесильного главы Тайной канцелярии, и терпеливо ждал. Ждал приезда Гайоса Ранмарка. Ибо сегодняшнее явление командира Золотой тысячи ко двору должно было стать самым важным событием уходящего года.

И кто-кто, а Ратский знал это лучше всех: после нескольких недель беспробудного пьянства безутешный отец, потерявший единственного наследника, не мог не думать ни о чем, кроме мести.

Увы, его надежды на то, что посланные в Свейрен воины возьмут кровь за кровь, превратились в дым: сегодня утром он узнал о том, что головы его людей выставлены на всеобщее обозрение на Лобной площади столицы Делирии. Естественно, весь день граф пребывал в состоянии неконтролируемого бешенства. И мог думать только о мести.

Кстати, сотник Виллар Зейн, сообщивший ему эту новость, мимоходом оборонил еще одну фразу. О том, что статус командира отборного подразделения армии Онгарона и действия против Иаруса Молниеносного не совместимы. Объяснять, почему не совместимы, не было никакой необходимости: граф Ранмарк прекрасно понимал, что не имел права действовать против главы другого государства без разрешения верховного сюзерена. А верховный сюзерен, как известно, такие действия не одобрял.

Конечно же, можно было поступить и по-другому. Намекнуть графу, что вассальная клятва, данная им его величеству, накладывает ответственность не только на вассала, но и на короля. Но Ранмарк знал, что война — это тысячи жертв. И ни за что не стал бы тешить себя надеждами, что Бадинет Ленивец, выполняя свой долг перед вассалом, возьмет и объявит войну Иарусу Рендарру.

В общем, мысль о том, что, уйдя в отставку, он сможет посвятить все свое время мести за убитого сына, отравила его душу так же быстро, как яд веретенки или отвар четырехлистника. И он должен был вот-вот появиться во дворце, чтобы повидаться с королем…

…Услышав зычный глас церемониймейстера, объявившего о появлении начальника Золотой тысячи, Ратский неторопливо поставил на поднос пробегавшего мимо слуги кубок с вином, тщательно вытер губы, а уже потом повернулся к Гостевым Дверям.

Взгляд на возникшего на пороге мужчину — и начальник Тайной канцелярии, как и все присутствующие, «искренне удивился». Кстати, чтобы изобразить эту эмоцию, не пришлось прикладывать никаких усилий, ибо граф Ранмарк явился на бал в совершенно непотребном виде: седые спутанные волосы, слипшаяся борода, винные пятна на несвежем камзоле, взгляд, полный безумия. Да что там взгляд — на поясе командира Золотых не было ни меча, ни кинжала!

…Оглядев зал мутными от затаенной боли глазами, Ранмарк остановил взгляд на пустующем малом королевском троне и недоуменно свел брови к переносице: короля не было. Значит…

«Вот он… слева!» — подсказал ему Ратский. Естественно, про себя. — «Общается с принцем Гарридом…»

Словно услышав подсказку, командир Золотых набычился, сжал кулаки и попер к монарху напрямик. Не замечая танцующие пары…

Забавно, но желающих высказать недоумение таким неслыханным поведением в зале не оказалось! Даже те, кто отлетал в стороны от толчков его могучего плеча, делали вид, что потеряли равновесие сами. Ибо понимали, что в том состоянии, в котором граф Гайос находился сейчас, он опаснее разъяренного кабана…

…Остановившись на положенном расстоянии от короля, Ранмарк церемонно поклонился, попробовал нашарить десницей рукоять меча… и не смог. Дикий взгляд на свой пояс — и на его лице появилось что-то вроде удивления. Потом удивление куда-то пропало, а ему на смену пришла решимость:

— Ваше величество! Я прошу об отставке…

Развернувшись на месте, король Бадинет вытаращил глаза: видеть своего военачальника в таком виде ему еще не приходилось. Однако привычка держать лицо сделала свое дело, и уже через мгновение монарх без тени эмоций на лице отрицательно помотал головой:

— Нет, Гайос! Я тебе ее не дам…

Для графа Ранмарка, невесть с чего уверенного в положительном решении, отказ оказался чем-то вроде удара ножом в спину: его лицо налилось дурной кровью, на бычьей шее вздулись вены, а пальцы, опять не нащупавшие рукоять меча, сжались в кулаки. Несколько мгновений тишины — и присутствующие чуть не оглохли от рыка старого вояки:

— Я! Прошу! Вас! Об! Отставке!

Бадинет Ленивец выдвинул вперед подбородок, шагнул к своему вассалу, и, вперив взгляд в его переносицу, повторил: