Последняя из своего рода. Том 1 - Валерия Веденеева Страница 5

Я проснулась в кровати, укрытая одеялом. Никаких воспоминаний о том, как я вынула из волос все шпильки, как заснула, не осталось. 

Встав, я подошла к двери и пыталась открыть. 

Заперто.

Ну конечно.

За годы ученичества у таирта я выучила его магическую подпись наизусть, и сейчас остаточный след его заклинаний буквально вибрировал в воздухе — Мервин не поскупился на Силу. 

Незадолго до последней битвы отец обмолвился, что у таирта слишком много Силы, намного больше, чем должно быть у эль-туань не из королевского рода… Надо же, только сейчас, спустя долгие месяцы, я поняла: эти слова являлись смертным приговором Мервину. Как он выжил?

Я отошла от двери и оглядела комнату, которая внезапно показалась невероятно маленькой. Как долго я обречена видеть только эти стены? Рассеянно взяла с ночного столика шелковую ленту для волос, но та выскользнула из пальцев. В чем дело? Вторая попытка также закончилась неудачей. Неужели…?

То же самое произошло со всеми вещами, из которых хотя бы с отдаленной вероятностью можно было сделать удавку. Все мои платья, вся одежда… Я попыталась порвать на полосы простыню — результат оказался ожидаемый. Стало быть, Мервину показалось недостаточно запереть меня в коморке, ему потребовалось забрать последний способ побега.

Я вовсе не собиралась убивать себя, отнюдь, но тут во мне взыграл азарт охотника. Внимательно огляделась по сторонам: что мог пропустить таирт? Ну же?

Изящная ваза из тонкого хрусталя, некогда доставленная из Сдвоенного мира, с букетом живых цветов. Я бросила ее в стену — и та отскочила, подпрыгивая по полу, как каучуковый мяч, цветы рассыпались в изящном беспорядке, но не потеряли при этом ни единого лепестка. Давно срезанные, уже умершие, но зачарованные всегда выглядеть живыми… Как я…

Меня пробило на истерический смех, который быстро перешел в рыдание. Я оплакивала себя, свою семью, весь свой мир, обращенный в прах. И я тоже была прахом. Настоящая принцесса из рода Шоралл погибла полгода назад, а я просто безымянная девчонка. Я никто — как и сказал Мервин. Уткнулась лицом в подушку, глуша всхлипы. Лучше бы я умерла вместе со всеми!

* * *

Около года назад…

Совсем скоро мне должно было исполниться семнадцать. Только вот две недели назад на официальном приеме посольства наших союзников кадари я пролила — случайно! — на одного из них вино из бокала. Не повезло, кажется, самому Регенту. Кадари от такого оцепенели, а отец, с самого утра чем-то раздосадованный, пришел в ярость и при всех накричал на меня, называя бестолочью и позором династии. Этого не стерпела уже я, и, даже не извинившись перед пострадавшим, бурно высказала свое несогласие.

Не знаю уж, чем бы все закончилось, но вмешалась мама, после чего я на целый месяц оказалась прикована к подземельям таиртов, откуда вечерами меня под конвоем провожали в мои же покои. В самом деле, как преступницу! 

Меня это забавляло до невозможности, и я регулярно пыталась сбежать от охраны. Бедные гвардейцы очень расстраивались и просили так не делать. В конце концов, они даже стали бросать жребий — кому выпадет печальная необходимость меня охранять. 

Да, первые дни это казалось забавным, однако месяц наказания включал в себя и мой день рождения, и отмененный по приказу отца бал. Братья, полагала я, все равно мне что-нибудь подарят, но только когда срок наказания истечет. В лабораторию таиртов я шла охотно, хотя в присутствии отца старалась показать, какие невыносимые страдания причиняет мне королевское наказание. Иначе драгоценный родитель мог додуматься до чего-нибудь поистине ужасного. А пока довольны были все, кроме подмастерьев таиртов, поскольку заготовки для артефактов я портила примерно через день, а создавать новые приходилось им. 

Официально Мервин являлся младшим из мастеров, но я давно знала, что самые важные и сложные заказы выполнял именно он. Единственная причина такой несправедливости заключалась в его смешанной крови. Глупость, конечно: в своем деле Мервин был гением, это могла понять даже я. И это прекрасно знал отец.

Шла третья неделя моего наказания, наступил канун дня рождения. Я как раз начала спуск в подземелья таиртов и завернула за первый угол, а стражники плелись где-то за спиной, когда меня окликнул знакомый голос. Камила, несколько лет как постоянная подружка Седда. Не знаю уж, что они нашли друг в друге. По-моему, более неподходящую пару трудно было подобрать: холодный и язвительный сухарь, мой третий братец, и нежная, хрупкая, похожая на плакучую иву, дочь Крийского герцога. Хотя, когда Седд положил на нее глаз, оставался ли у Камилы выбор?

— Тебе завтра исполняется семнадцать, — тягуче произнесла девушка, выступая из тени бокового хода. Я остановилась, с любопытством глядя на черноволосую пассию брата. Мы находились в хороших отношениях, хотя до дружбы у нас не дошло. Однако она часто пренебрегала условностями и, когда мы оказывались наедине, обращалась на «ты». Я не возражала.

— Семнадцать, а ты опять идешь в эти мерзкие подземелья, — певучий голос нобилессы наполнился состраданием.

Я не стала спорить с определением, только согласно кивнула. Камила была не первой, кто постарался втайне от короля выразить мне сочувствие. Причина доброты придворных объяснялась просто: одного моего слова было достаточно, чтобы Камир, старший принц и наследник, счел своей обязанностью наказать обидчиков любимой сестренки. А его недовольство грозило большими неприятностями, чем недовольство короля. 

Нет, я не злоупотребляла своим влиянием, просто жизнь при дворе приучила меня видеть мотивы доброжелателей. 

Впрочем, в искренности Камилы я почти не сомневалась: все жители Крия действительно боялись и ненавидели подземелья. Учитель по боевой магии рассказывал, что страх замкнутого пространства и темноты рождался вместе с ними — последствие одного старого проклятия.

— Ты вянешь в темноте, как цветок, лишенный света, — продолжила Камила, и я с запозданием вспомнила, что страстью прекрасной эль-туань являлось составление баллад о несчастной любви. Я, увы, любительницей поэзии не была. Однако страх стать первым слушателем очередного творения не оправдался. Любовница Седда всего лишь вынула из собственных волос и протянула мне алую розу без шипов. Цветок, выращенный при помощи магии.