Волшебный полигон Москва - Владислав Выставной Страница 5

– Его у тебя никто и не спрашивает. Быть Магистром правил – обязанность, а не привилегия. Так же, как и быть Арбитром… На тебя пал выбор – ты специально был взят из-за пределов города, таким, каков ты есть…

– Ну и каков я?

– Я этого не знаю. Ну, допустим, у тебя самое сбалансированное сочетание чувства справедливости, знания права, отсутствия чрезмерных амбиций и здоровой провинциальности…

– Чего?!

– Ничего. Коренной москвич на эту роль не подходит. Нужен свежий взгляд. Да и откуда мне знать, почему Дух решил именно так? Значит так надо. И вообще, я слишком много с тобой уже общаюсь, могу и нарушить чистоту Игры. Все, что тебе нужно, есть в конверте. Удачи!

Мэр подмигнул Славе, после чего открыл дверцу и шагнул в бездну. Мелькнуло вздувшееся пальто и сорванная ветром кепка. На губах Славы застыл немой вопль. А через миг, он почувствовал, что машина падает.

Слава в ужасе схватился за руль и принялся вертеть его, что, конечно, принесло не много пользы. В сознании вместо полагающихся в таких случаях значимых моментов жизни мелькнули кадры из «Бриллиантовой руки» с бессмертным Папановским «Сядем усе!».

– Тпру! Стоять, я сказал! – заорал Слава, вспомнив слова Мэра при взлете. Машина послушно затормозила падение, и, сделав крутой вираж, с мягким толчком замерла на твердой поверхности.

Слава вылез из машины, огляделся. И судорожно вздохнул

Машина, свесив одно крутящееся еще колесо, словно мальчишка ногу в кроссовке, стояла на крыше Мавзолея.

Красная площадь была пуста. Слава уже понял: никто не появится, пока он не даст Игре старт. Это понимание уже жило в нем. Осталось только вскрыть послание, которое, как оказалось, было адресовано именно ему.

Слава присел на краешек гранитной плиты и открыл конверт.

Внутри оказался сложенный вчетверо кусок пергамента или чего-то напоминающего пергамент в представлении Славы.

Читая текст, он сначала удивленно вскинул брови, затем нахмурился.

Это было странная Игра. Странная и унизительная. Все разговоры Мэра о ее пользе для спасения заблудшего человечества сводились «на нет» тем, что Игра эта была слишком жестока. Игра человеческими чувствами, а может, и жизнями.

Все это напоминало гигантское «реалити-шоу».

Какая насмешка! Москвичи, привыкшие, расслабившись и попивая сладкий чаек, наблюдать вполглаза за страстями запертых под прицелом камер людей, теперь сами оказались на гигантской съемочной площадке, за которой наблюдали неизвестные сильные мира сего… Только никто не предлагал наблюдаемым пройти кастинг…

Людей словно тестировали на сопротивляемость внешней, причем, чужеродной для них, среде. Понятно, почему это зрелище ханжески назвали Игрой. Эксперименты на мышах – тоже для кого-то забава…

Изложенная на пергаменте формула Игры своим хитросплетением неизменно сводила любые установленные Магистром правила к перемещению эпицентра испытаний и опасностей на тех или иных Игроков. Опасностей не могло становиться меньше. Их можно было только множить.

Здесь явно крылся какой-то подвох, отвечать за который придется Славе. Или его совести.

Слава в отчаянии скрипнул зубами. Перед таким выбором стоять ему еще не приходилось.

Отказаться от роли Магистра правил – пусть даже ценой обещанного непонятного наказания своей персоны – не означало выхода. Это было бы просто переводом ответственности на другого.

Этого нельзя было допустить – надо было самому найти выход, такой, чтобы Игра не превратилась в какую-нибудь «войнушку» или «казаков-разбойников» с тяжкими последствиями.

Нет, маги знали, кого выбирать в магистры. Слава не мог просто отойти в сторону. Не мог. Не так, оказывается, он был устроен.

Слава замер и долго пребывал в состоянии угрюмой задумчивости. Создание правил было слишком жестоким упражнением для него. Постепенно в его душе созревало чувство ненависти к этим неизвестным «старшим братьям».

Он искал выход, угрюмо рассматривая старинные камни площади. Мысли его путались, то и дело, упираясь в унылые тупики. Казалось, все предопределено в этой Игре….

Рядом раздалось знакомое курлыканье. Слава обернулся. Из вентиляционного окна Мавзолея неуверенно выпрыгнул голубь и, подергивая головой, уставился на незваного гостя глупым глазом.

Славу осенила необычная идея. И сразу же испугала. Ведь он уже слишком много знал о предстоящей Игре. Но в душе, кроме ненависти проснулся вдруг неведомый ранее азарт.

Слава криво ухмыльнулся и встал.

Он вскинул голову, глядя в ослепительно синее небо, и, как того требовала формула, громко заговорил:

– Арбитр, слушай меня! Властью Магистра, данной мне Великим Духом на время Игры в городе Москва, с этого момента, до введения Магистром окончательных правил, я устанавливаю следующее…