Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга 1 - Андрей Лазарчук Страница 49

Кузня

Она открыла и тут же закрыла глаза: свет буквально сокрушил её, заставил отпрянуть, отвернуться, отгородиться руками. Нет, нет, нет… Это было как судорога – от тебя не зависит, и можно только переждать. Даже если убрать ладони, веки начинали сочиться розовым…

Потом она всё-таки сумела посмотреть вокруг – из-под ладони.

Ей показалось, что она попала на свалку. Пёстрая бумага, обрывки газет, картонки, банки из-под пива и воды, бутылки, тряпьё – всё это устилало землю относительно ровным слоем. Из мусора торчали вверх многочисленные тонкие прутики. На прутиках проклёвывались листочки. Чуть дальше в ряд стояли варварски обрезанные тополя.

Пахло пылью и бензиновым перегаром.

Когда потрясение от света будто бы сошло на нет, прорезались звуки: множественный негромкий говор и знакомое механическое журчание. Саня оглянулась.

Два зелёных прямоугольника за редкой решёткой древесных стволиков. На одном кривовато написано мелом: "Кира иксгумировал труп Мухи". На другом – нарисована кошачья морда. Из-за него – дальше – видна ребристая серая стена, не доходящая до земли. Под этой стеной переминаются несколько пар ног. Ещё дальше…

Узнавание пронзило Саню насквозь. Это была троллейбусная остановка. Запущенный сквер. Если пересечь его по диагонали, то можно выйти к дому Машки Шершовой. Они никогда не ходили в подругах, но сейчас не до таких тонкостей…

Но почему так тепло? Саня встала – и тут же опустилась обратно. Тупой застарелой болью пронзило колено. Она вытянула ногу…

Н-да. Джинсы у колена обширно разорваны и после зашиты грубо и вкось. И вообще у них был вид ещё тот. Половая тряпка… Ботинки тоже превратились в какие-то белесоватые распластанные чудовища. Рукава и полы куртки хоть и не имели явных дыр, но истёрты и перепачканы были до состояния самого крайнего. Потом уже со страхом она посмотрела на руки. Обломанные ногти, жуткая грязь во всех порах…

Что со мной? Вокруг что – май? Тепло и листья…

Ничего не помню…

В какой-то оторопи она смотрела под ноги. Окурки… горелые спички… пачки, пачки… пробки от бутылок…

Приближающиеся шаги застали её врасплох.

– Кыш, – сказал кто-то беззлобно. – Расселась, бичёвка.

Саня медленно подняла голову. Волосы падали ей на глаза, она не стала их убирать. Заслоняя солнце, стояли три человека без черт. Почти силуэты.

– Да пусть сидит, – сказал другой. – Нальём ей, ну. А там, глядишь, и покормим.

– У вас, Жёра, развражчённые вкусы, – нарочито куражась, произнес третий. – Дама, вы предпочитаете кониак или шампузо?

Саня молча встала – боль в колене была не такая резкая, как при первой попытке: должно быть, потому, что ожидалась, – и спокойно прошла сквозь эти силуэты. Она не боялась их; более того, она побаивалась за них, так как знала: обидевший её может быть наказан, и наказан всерьёз.

Откуда это знание? С ним была связана боль в колене… и что-то ещё.

Она шла медленно, стараясь не хромать, и чувствовала, что ей смотрят вслед.

На заросшей аллейке стояла другая скамейка: бетон и расщеплённые доски. Она присела с краю. Идти всё равно было некуда. Машка… а что Машка?

Саня вдруг поняла, что не помнит о ней ничего, кроме имени и руки, поминутно поправлявшей челку.

И не только о ней. Если сесть на троллейбус, то через четыре остановки будет училище. А дальше? А если ехать в другую сторону? Она не знала. Там могло просто ничего не быть.

Как называется город? Она судорожно огляделась, будто пытаясь увидеть название.

Слева через дорогу – светло-зелёный забор, за забором крыша длинного дома. На крыше буквы: "Слава со… – долго ничего нет, – …жи!" Справа – трёхэтажный облупленный красный дом с высоким крыльцом. Синяя вывеска и синие ящики на стене.

"Почта". Что же такое "почта"? Это было почему-то связано с бумагой и сладковатым вкусом. И Новым годом.

Саня с трудом дотащилась до высокого крыльца.

"Министерство связи РФ. Краснокаменский почтамт. Почтовое отделение 063"…

Краснокаменск. Она опять огляделась. Почему-то постоянно тянуло оглядываться. Оглянешься – и на несколько секунд избавляешься от назойливого внутреннего зуда. Потом он нарастает опять. Город Краснокаменск… Она проговорила это про себя раз десять. Но ничего не произошло.

Саня медленно вошла во двор. У подъезда сгрудились машины. Дальше был газон и решётчатый зелёный забор. Вдоль забора редко, но очень внушительно росли толстые высокие тополя. Под тополями, вся усыпанная смолистыми чешуйками сброшенных почек, стояла ещё одна скамейка – совершенно целая. Саня пропала бы без этих скамеек…

Она небрежно смахнула почки и села, вытянув ногу. Машка живёт вон там, в соседнем подъезде. Где замок на входной двери и несколько кнопок звонков. Надо подойти и нажать вон ту кнопку, белую в чёрном кружке. Она видела всё очень отчетливо и ненатурально близко. Надо подойти и нажать. Спустятся и спросят: "Кто там?" И тогда сказать: "Это я, Саша… Саша…"