Гиперборейская чума - Михаил Успенский Страница 49

Чуть освежась коротким сном и холодным душем, Крис вызвал машину и в сопровождении одного охранника уехал зачем-то в Остров, небольшой подмосковный поселок. Вскоре после его отъезда засобирался на службу и Сильвестр.

– Хорошо тут у вас, – сказал он с непонятной грустью. Потом вынул из-под рясы что-то продолговатое, завернутое в тряпицу, и подал доктору: – Вот. Долго сомневался, но решил вот – вам оставить. Мне-то он ни к чему. А вам… вдруг пригодится?

– Кадуцей? – уже поняв, что к чему, все же переспросил доктор.

– Он самый. Может, и знаете вы, да скажу: не самый добрый это символ. Видно, медики римские большими циниками были, что взяли его в покровители: означает он ключ к некоей двери: между живым и неживым, правым и неправым, добрым и злым. Прошедшим и грядущим… Бог римский Янус из кадуцея взошел. И крест, на котором Христа распяли, – тоже из кадуцея…

Он ушел, и в ту же секунду возник Коломиец – словно сработал свой трюк артист-трансформатор.

– Евгений Феодосьевич… – начала было Хасановна, но он плюхнулся в кресло для гостей, хлопнул по подлокотнику так, что звук в панике заметался по комнате, и велел:

– Выкладывайте. Все.

– Э-э… – начал доктор. – Что-то слу…

Коломиец взглядом заткнул ему рот, но потом дернул щекой и коротко рассказал, что обнаружила утренняя смена охраны. Видимо, ночной смене досталось по полной выкладке. У одного из ребят клочьями выпадали волосы, а второй – бывший сержант-контрактник, прошедший Чечню без единой морщинки на лбу, – был вроде бы нормален, но все время куда-то искоса поглядывал, хихикая, и не замечал, что обмочился.

Просто чудо еще, что они не взорвали дом: газ на кухне был открыт, и лишь благодаря выбитой ураганом форточке его не скопилось достаточно…

Рассказать «ночники» не могли ничего.

Время от времени то там, то здесь с охраной происходили необъяснимые случаи. Скажем, в прошлом году в банке «Рос-стех» охранники вынесли и отдали кому-то мешок с тремя сотнями тысяч долларов; или в позапрошлом двое ребят из маленького агентства «Гиант», охранявшие реконструируемый домик, вдруг воспылали взаимной страстью и допустили кражу японских черных лаковых стеновых панелей на какую-то чудовищную, не укладывающуюся в голове сумму…

Теперь, похоже, пришла череда «Тимура».

Но «Тимур», потряс толстым пальцем Коломиец, это вам не «Гиант»… это вы не на тех напоролись…

Потом он отдышался чуть-чуть, вытер шею платком, спросил у Ираиды чего-нибудь этакого со льдом и устремил на Хасановну пристальный взор:

– Ну, а теперь – слушаю.

– Шварц, – покорно сказала Хасановна. – Дора Хасановна Шварц. Родилась в одна тысяча девятьсот восьмом году в Самарканде. Образование домашнее, высшее. В партии с двадцать четвертого. С января. В том же году, в феврале, прошла отбор и была зачислена в орготдел Рабкрина; в июне переведена в оперативный отдел на должность сотрудника. С декабря – комиссар оперотдела. В этом качестве с января двадцать пятого по декабрь двадцать седьмого исполняла роль лаборантки в «Лаборатории 5-зет». Затем курировала несколько программ Спецотдела ОГПУ. В тридцать четвертом году вернулась в орготдел и занималась общими вопросами обеспечения секретности перспективных исследований, а также теорией конспирации. С тридцать девятого по сорок третий находилась на нелегальном положении. В сорок третьем и сорок четвертом – в партизанах, с сорок пятого по сорок седьмой – в комиссии по реперсонализации. Затем до пятьдесят первого – секретарь комиссии по ликантропии. В пятьдесят первом осуждена по Ленинградскому делу, с этапа бежала и до пятьдесят восьмого вновь была на нелегальном положении – занималась мелиорацией в Узбекистане. С пятьдесят восьмого по шестьдесят четвертый возглавляла Первый отдел в Ташкентском НИИ синтетического волокна – на самом деле институт занимался кибернетикой, перспективными системами связи и проблемами государственного управления. Грохнули его вместе с Хрущевым… было такое московское «ОКБ-9бис», коллеги… большую телегу накатали, три папки вот такой толщины…

– Знакомое название, – сказала Ираида.

– Постой, племяшка, – отставил ее Коломиец. – После. А дальше-то что было, Хасановна?

– Дальше я недолго проработала у Королева, светлая ему память, а потом восстановили Спецотдел и вспомнили обо мне, и я туда вернулась. Но уже только на общие вопросы обеспечения секретности. И вот – до девяносто второго…

Коломиец набычил голову.

– Понятно. Это понятно. Вы мне вот что скажите, Дора Хасановна… вопрос непростой, но все же: вам, получается, девяносто лет. Выглядите вы на семьдесят, а здоровья – молодые позавидовать могут. Это у вас природное?

– Вопрос поняла. Я связываю это с лекарством, которое принимала в пятьдесят седьмом после несчастного случая на рытье канала. У нас работал один ученый таджик, Мурадов, бывший зэк. Он-то и спас мне жизнь, дав несколько капсул очень сильного стимулятора – «драконьей крови». Я выздоровела, хотя врачи поставили на мне крест. И до семидесяти лет вообще не чувствовала никаких изменений в организме.