Гиперборейская чума - Михаил Успенский Страница 48

– Постой-постой-постой… Крис, который встречался с ними в будущем, не упомянул про все это, – я махнул рукой, как бы очерчивая круг, – они тоже не упоминают про встречу с нами… ладно, это можно объяснить какими-то конспиративными моментами, но – последняя-то экспедиция вернулась не из того будущего, в котором побывали они! А значит…

– Это значит, что все меняется, – тихо и медленно проговорила Ираида. – Я тоже это поняла, да не знала, как сказать. Но перемены происходят только от каких-то непрямых действий… наверное. От тех, которые целят совсем в другую сторону…

– Спокойно, – сказал я, помахивая руками, – спокойно…

У меня был, наверное, идиотский вид. Но какой еще вид может быть у человека, которому показалось, что вот сейчас он все объяснит и все на свете поймет, – и показалось, и показалось, и еще раз показалось… А потом спряталось.

– Уточним, – сказал Сильвестр.

Он допил виски, подошел к спящим, присмотрелся к ним и тронул за плечо Маркова. Тот распахнул глаза:

– Что?!

– Ш-ш… – приложил палец к губам Сильвестр. – Мы тут на коллизию наткнулись. Ну-ка, ответь: вы там, в будущем, последовательность исторических событий освоили?

– А как же. За этим и посылали нас…

– Была в две тысячи семнадцатом году монархия с поповским засильем?

– Да ну, что ты, батя! Нет, конечно. В семнадцатом власть была у Народного Конгресса во главе с генералом Расторгуевым… А что?

– Все нормально, боец. Спи дальше. Похоже на то, что гражданскую войну и интервенцию вы уже предотвратили. Не знаю, правда, как…

– Неужели просто напугав этого клоуна? – привстала Ира-ида.

– Да какое тут может быть «спи»! – возмутился Марков. – Когда такое происходит!..

– Ничего не происходит, – сказал я. – Умствования сплошные. Хасановна, на пару слов – приватно?

Мы вышли в боковой коридор – кафельный, полутемный, похожий на бесконечную душевую. И пахло здесь как-то похоже: дезинфекцией, сыростью и мылом.

– Этих ребят тоже пустили в распыл? – спросил я шепотом, поднося огонек к жуткой ее папиросе.

Хасановна покачала головой.

– Это они и есть – пропавшие. В восемьдесят третьем.

– То есть – это именно их искали тогда по баням и магазинам?

– Да.

– А нашли?

– Вот этого я не знаю… – До какого года просуществовал Рабкрин?

Она мрачно усмехнулась.

– Можно сказать, что к сороковому он был уже безвластен. И безопасен для Кобы. Формально же – существует и по сей день… Вам лучше всего этого не знать, Иван Петрович. На всякий случай. Хотя… – перебила она себя; губы ее, и без того тонкие, поджались еще больше. – Возможно, что терять нам уже нечего.

Тут по главному, ярко освещенному коридору мягко зазвучали шаги, и мимо нас прошли несколько мужчин в дорогих гражданских костюмах. Идущий впереди – седоватый, залысый, с мягким дрябловатым лицом – чуть прихрамывал. Двое из свиты были с портфелями, один – со сложенным зонтом. Кто-то покосился на нас, курильщиков, но так, мельком, по обязанности, без интереса. Они уже прошли, когда я почувствовал, что Хасановна изо всех сил сжимает мой локоть.

Я посмотрел на нее и впервые увидел на ее лице страх.

– Это же Панкратов, – прошептала она. – Сам… здесь…

– Я восхищен! – Илья Кронидович сидел в кресле очень свободно и в то же время с достоинством, как старый дипломат на даче. – Даже не ожидал, Петр Васильевич, что вы примените столь нестандартный подход. Как-никак, лженаука парапсихология не поощряется ныне… или я ошибаюсь?

– Не поощряется, но и не возбраняется, – сказал генерал. – Взгляды начальства стали заметно шире. Справедливости ради скажу, что и в прежние времена исследования такие велись… впрочем, результатами их мы не имели возможности пользоваться. Все уходило соседям.

– Понятно, понятно… А вы, Кристофор Мартович, позвольте узнать – тоже через научные исследования к этому пришли или природный дар имеете?

Крис пожал плечами:

– Не все ли равно?

– Кристофор Мартович имеет наилучшие рекомендации, – сказал генерал. – К его услугам прибегали… – он замолчал на секунду. – Очень многие. Я думаю, если вам понадобится что-то найти…

– Боюсь, что потерянное мной не под силу найти никому, – сказал Илья Кронидович и встал. – Вы принимаете чеки? – спросил он Криса.

– Да, конечно…

– Сумму проставите сами, – он подписал чек и протянул его, глядя Крису прямо в глаза. Крис, чуть помешкав, чек взял.

Панкратов повернулся и пошел к выходу из кабинета. У двери, уже подхваченный свитой, остановился, повернулся к Крису.

– Бомбу вы нашли. А самих террористов искать будете?

– Не умею, – сказал Крис. – Только неодушевленные предметы. Да и какой в этом смысл – ведь для следствия и суда мои показания только говорение слов?..

Панкратов как-то странно усмехнулся:

– Досадно, крайне досадно. Возможно, Петр Васильевич рассчитывал на большее?

– Найдем сами, – сказал, не разжимая зубов, генерал. – Обычными методами.

– Больших вам успехов, – усмешливо поклонился Панкратов и вышел наконец.

Крис несколько секунд сидел неподвижно. А потом в кабинет буквально ворвались доктор, Хасановна и за ними – Ираида.

– Кристофор Мартович! – почти закричала Хасановна. – Вы знаете, кто это был?

– Знаю…

– Панкратов!

– Да, Хасановна. Панкратов. Сам. Илья Кронидович. Вот мы с ним, наконец, и посмотрели друг на друга. Я ему понравился, и он возжелал меня купить… Петр Васильевич, а как бы нам попасть домой? Желательно поскорее.

– Сейчас распоряжусь… Что-то не так, Кристофор Мартович?

– Просто устал. Нельзя ли кофе – покрепче?

– Можно. Стас! Кофе принеси! Коньяку?

– Желательно…

Кофе был растворимый, но дорогой – и было его много. Жгучая коньячно-кофеиновая смесь с трудом проникала в спавшиеся извилины. Там она производила трудно предсказуемые действия.

Сильвестр не удержался и зевнул, забыв перекрестить рот. Терешков смотрел на Хасановну, не в силах убрать с лица выражение экзистенциального ужаса. А доктор вдруг понял, что держит в своей руке руку Ираиды. Ираида старательно глядела мимо всех. Глаза ее светились, и румянец со щек уже переползал на шею.

Знавшая о любви лишь по анекдотам да по «Гэндзи-моногатари», она только сейчас внезапно поняла, что такое непонятное распирало ее весь этот месяц…

Дома их ждала очень озадаченная охрана и пространная записка от Альберта Мартовича: «тамбовский вудуист» Рудик Батц умер в изоляторе Бутырской тюрьмы от гнойного менингита, развившегося вследствие открытых проникающих переломов верхней челюсти, вовремя не распознанных. Перед смертью, несмотря на шины и бессознательное состояние, он заговорил – и наговорил целую кассету, благо магнитофон, включающийся на голос, сработал. К сожалению, понять что-либо в его речи было невозможно: Рудик изъяснялся на неизвестном науке языке.