Мефодий Буслаев. Лестница в Эдем - Дмитрий Емец Страница 49

Дафне хотелось ободрить Мефа, как-то показатьему, что она с ним и он не одинок. При этом она прекрасно понимала, чторассуждения в стиле: «Ты хорошо сражался! Один раз ты его почти достал! А чтоперед этим сорок четыре раза тобой вытерли пол – это все мелочи! С кем небывает!» – успеха иметь не будут.

Зная это, Дафна решила о схватке вообще неговорить, а подобно степному певцу акыну выдавать сплошной поток сознания внадежде, что отвлечет Мефа от унылых мыслей.

– Смотри, что я недавно заметила. Есть,допустим, узкая дорога. По ней навстречу друг другу идут два незнакомых молодыхчеловека. Когда расстояние будет метров в пять, оба непременно плюнут всторону. Причем первым почему-то плюнет тот, кто слабее. Сильный может этого ине сделать. Но если силы примерно равны или неопределимы, тогда плюнутоба, – сказала Дафна.

Меф не отозвался. Он продолжал лежать,отвернувшись к стене, и Дафна видела только его собранные в хвост светлыеволосы.

– Я вот шла и думала, что означают этиплевки? Вызов? Независимость? Демонстрацию презрения? Может, это кипениемужества, вызывающее непонятное пока науке выделение слюны? Ты какдумаешь? – продолжала она.

Мефодий никак не думал. Во всяком случае,вслух.

«И что я о такой чуши заговорила? Ну да всеравно! Я от тебя не отстану!» – решила Дафна.

– Я понимаю, что тема тупая,странноватая, но все же любопытно. Или вот еще есть какие глубокомысленныеличности. Эти плюют, сидя перед домом на лавочке, или просто когда ждуткого-то, или от скуки. Свесят голову вниз, локтями на колени обопрутся итрудятся. Мелкие, полусухие плевки-крапины. Их обычно бывает безумноеколичество. Две-три сотни рядом.

«Сейчас он мне скажет: ты что, считала?» –забеспокоилась Даф, однако Меф молчал, как партизан на допросе.

– Нет, я, конечно, не считала, нопримерно столько. Просто на глаз можно определить, – на всякий случайдобавила Даф. – Интересно, а эти вторые плевки что выражают? Ритуалбрачного ухаживания у народов Крайнего Севера, проживающих на крайнем юге?

«Ну все… Еще одно темное перо мне обеспечено.За праздную болтовню и осуждение», – подумала она параллельно.

Меф не отозвался и на это. Тогда Дафназабежала с другой стороны, присела на корточки и внезапно обнаружила, что глазау Мефа закрыты. Буслаев спал, утопая щекой в промятом мате. Дафна впервыевидела человека, который вырубился почти мгновенно. Даже не убрал неудобнолежавший под самым коленом деревянный меч.

Дафна вытянула его и, поразмыслив, укрыла Мефакожаной курткой Улиты, висевшей чуть в стороне, на скамейке для пресса. Пресс,быть может, ведьма и не качала, но к скамейке регулярно подходила и поройтрогала ее глубокомысленно пальцем.

Сделав это, Дафна присела рядом и, доставфлейту, принялась тихо, почти беззвучно играть. Она часто так делала. Никогдамаголодии света так хорошо не проникают в сознание, как в часы сна, когдаличное Я, тяжелое, эгоистичное, увязшее в пустых заботах, не так сильно давит,плюща человека, как собственный вес – выброшенную на песок медузу.

Услышав звуки флейты, Депресняк вначалевзвился на полметра, а затем, щуря глаза, стал подползать к Даф на животе,точно охотился за голубем. К маголодиям света он относился противоречиво. То,что было в нем от райской кошечки, – заставляло его приближаться итереться о ногу Дафны. Другая же половина, адская и враждебная, –напротив, вынуждала Депресняка выгибать спину, шипеть, отскакивать и скалитьострые мелкие зубы. Если в эти минуты понаблюдать за Депресняком со стороны,можно было решить, что у котика серьезные проблемы с головой.

Дафна еще играла, когда дверь скрипнула икто-то вошел. Продолжая рождать тихие, едва слышные звуки, Дафна спинойощутила, что кто-то стоит и смотрит на нее. Взгляд был настороженный,недоверчивый, но вместе с тем будто и ищущий. Так волки издали смотрят лютойзимой на печной дым и светящиеся окна деревни. Жадно нюхают воздух и тоскливопоскуливают, разрываемые смутной и непонятной им внутренней противоречивостью.

Понимая, что если оглянется, то спугнет, Дафнане оборачивалась и играла еще довольно долго, пока демонстративный кашель незаставил ее опустить флейту.

Она увидела Улиту, которая, прислонившисьплечом к стене, ожесточенно терла переносицу.

– Что ты тут делаешь? ЗомбируешьМефчика? – поинтересовалась ведьма нарочито наждачным голосом, которыйзаставил сердце Дафны дрогнуть от радости. – Да не, я ничё! Зомбируй себе!У нас типа свобода агитации!

– Ага, – легко согласилась Дафна.

Ей было важно не то, что говорит Улита, но чтоона чувствует. Ведьма подозрительно посмотрела на нее и, широко шагая, подошлак матам.

– Где тут моя куртяха? О, уже у Буслаева!Надеюсь, карманы проверять не надо? – Ведьма схватила куртку за ворот,чтобы сдернуть ее с Мефа, но, пожалев, убрала руку.

– Ишь ты, как дрыхнет, суслик! Укаталсобачку доктор Павлов! А я сейчас с Ареем говорила! Между нами, он на тебябочку катит, – наябедничала она.

– На меня? – не поверила Даф. –За что?

– Говорит, что из-за тебя у Мефа пропалгнев. И что если он дальше будет сражаться без гнева, одной техникой, то Гопзийего, конечно, убьет.

– Разве не Арей когда-то говорил, чтонастоящему бойцу гнев не нужен? – спросила Дафна, у которой была цепкаяпамять.

Улита замотала головой.

– Не, ты его неправильно поняла. Тогда онимел в виду дешевую базарную истерику, которой люди разогревают себя, чтобы скриком «Порешу!» поразмахивать розочкой. Для серьезного боя дешевая истерика,конечно, не катит. Такого дармового завода хватит самое большее секунд насорок, после чего товарищ непременно перегорит и потеряет волю к победе. Послеистерики всегда наступают эмоциональные откаты. Воля бойца провисает, мозгзатуманивается молочной кислотой, нервная энергия расходуется – и все. Передтобой потенциальный труп, который стоит на ногах только потому, что не знает, вкакую сторону падать. Правильный же гнев – это уверенность в своей правоте,воля к победе, спокойная, выдержанная, даже где-то холодная. Без нее в бойлучше вообще не вступать. Особенно с бойцами уровня Гопзия.

Дафна посмотрела на Мефа. Спящий с приоткрытымртом, он был похож на младенца.

– Арей бредит! – сказала онаспокойно. – Гнев Мефодию не нужен. Он и так слишком часто бывает злюкой.

– Это еще почему?