Багорт. Том 2 - Анастасия Суворова Страница 49

Это стыдливое воспоминание, острыми иглами проходило сквозь них, сшивая так тесно и прочно, что они поражались глубине проникновения друг в друга. С того дня они как-то притихли, стали нести себя с особой, нарочитой осторожностью, будто расплескать боялись. Осторожность эта проявлялась во всем и особенно в прикосновениях. Они были робкими, трепетными, редкими и от того невероятно желанными. Когда Влад касался ее волос, пропуская их сквозь пальцы, Дея вздрагивала, а если его рука преодолевала невозможное расстояние — от запястья к плечу, ее бросало в жар, да такой, что казалось, она могла получить внутренний ожог.

Их отношения так и оставались платоническими. Дея томилась этим, обещая себе, что найдет силы и разорвет, наконец, эту паутину нерешительности. Но наступал новый день, в котором все оставалось по-старому. Ни у нее, ни у Влада не хватало решимости заглянуть в этот «ящик Пандоры», в это желанное и пугающее, в новое чувство — обладания друг другом.

Стремление уберечь Дею от самой себя, каждый день гнало Влада в ее лес. Он приходил к ней, чувствуя, наверное, что вдвоем им будет легче справиться со своей неудержимостью и склонностью к крайностям. Он сидел с нею у озера, слушая песни Озерных дев, делал многочасовые обходы ее владений, лечил животных и чахнущие растения. Ближе к ночи он уходил, но утром, спускаясь в гостиную, Дея частенько слышала доносящейся с кухни звон посуды — Влад готовил завтрак. Они садились за стол и в молчании пили чай.

Эти свидания искушенных и необузданных людей были в высшей степени целомудренны не только внешне, но и по существу. Скрытность, что была основой их природы, позволяла им продлить радость постепенного узнавания друг друга. Они не выбалтывали переполняющие их сокровенности. То радостное словоблудство, которым часто страдают влюбленные, им было незнакомо. И Дея, и Влад копили переживания, дышали ими и только самолично насладившись новыми откровениями, примечаниями, сладостями, делились этими тайнами друг с другом.

Ян по-прежнему странствовал, посланий от него не было. Несколько раз Дею охватывал беспричинный страх за друга, нечто не оформившееся и необъяснимое шевелилось в ее груди, беспокоило. Но вслед за этими приступами неизменно приходил сон, в котором ей виделся ее друг, целый и невредимый. То он преодолевал замшелые, скалистые тропы, то пил молоко из глиняной крынки, утирая со лба пот, то скакал по бескрайным степям, а то и вовсе гладил мягкую, наливную спину какой-то девицы.

Из этих снов Дея могла уяснить лишь одно — Ян все еще жив и мчится к своей намеченной цели. После очередного такого сна Дея проснулась не с чувством облегчения, а со странным ощущением, будто у Яна впереди долгие странствия, в которых ей места нет. Его путь отмечен силой и славой, ее же — жертвой. Откуда взялась эта уверенность Дея понять не могла, знала только, что это так, что она должна доверять этому тайному знанию, которое ей показывали. Кто показывал, она также не знала, но верила, что не простое это видение — знаковое.

В это утро она долго не выходила из спальни. Сначала сидела в кровати и пыталась вспомнить подробности сна, затем долго слушала шум льющейся воды, он успокаивал, помогал сосредоточиться, а после, все-таки умылась и вышла обратно в спальню. На кровати сидел Влад. Без накидки рукава рубашки закатаны, на груди мучная пыль. Завтрак готовил, поняла Дея.

— Ты долго не выходила, — заговорил он, — я решил проверить все ли в порядке.

— Да, — рассеянно ответила она, проходя мимо и нагибаясь за пеньюаром.

Влад осторожно, но все же крепко поймал ее тянущуюся руку, заглянул в лицо. Дея не прятала глаз, и они выдали ее смятение.

— Тебя, что-то взволновало, моя красавица?

— Да так, сон дурацкий приснился.

— О чем сон?

Дея мотнула головой, показывая, что не расположена об этом говорить и Влад отпустил ее руку. Эта его уважительность к ее личному, только ей принадлежащему трогала Дею. Он никогда не переходил те незримые границы, которые она очерчивала вокруг себя, не вторгался в сугубо личное и не требовал объяснений, если она не могла их дать.

Ян, любивший внимание к себе и ждущий, что его подруга станет выуживать из него тайны, делал подкопы и к ее секретам, полагая, что каждый только и ждет, когда же его взломают, разгадают, объяснят. Деи не хотелось, чтобы в ней копошились и уж тем более объясняли, не хотелось этого и Владу, потому-то их взаимоуважение границ было столь естественно.

Влад поднялся, встал напротив Деи.

— У тебя вся рубашка в муке, снимай, я постираю, — предложила она и, не дожидаясь ответа, потянулась к ее краям.

Влад послушно поднял руки, и она стянула с него рубаху.

Эта ненавязчивая, можно даже сказать, необходимая близость, всколыхнула обоих. Дея почувствовала, как из низа живота поднимается горячий, ласкающий поток, как он течет вопреки законам тяготения вверх, как согревает, толкает к Владу, стоящему в опасной близости.

Она сделала маленький шаг, казалось, ноги позабыли, как именно надо сгибаться и разгибаться, шажок получился ломанным. Смутившись, Дея застыла перед ним, так и не выпустив рубашки, а потом повинуясь собственному телу, которое теперь все делало само, отделившись казалось от разума, она наклонилась вперед и коснулась губами того места, где по ее представлению должно было прятаться сердце Влада.

— Дея?

— Я хотела поцеловать твое сердце, — прошептала девушка, — но оно так глубоко спрятано.

— Не для тебя, — отозвался он, обхватив ее лицо подрагивающими ладонями.

От его дрожи и теплоты рук Дею бросило в жар. Влад замер, опуская свой взгляд в ее глаза, а потом разомкнул губы и из них вырвался вздох. Такой волнительный и горячий, что у Деи закружилась голова, а из груди вырвался слабый стон, всколыхнувший замершего, словно тигр перед прыжком Влада. Он крепче сжал ее, заставляя губы раскрыться, а потом склонился и поцеловал.

Когда слияние душевное восполнилось телесным, Дея почувствовала растворение. Сминаемая не его волей, но собственным желанием она готова была отдать каждую свою клеточку, каждый вздох, даже само сердцебиение, все отдать, что ей принадлежало и раствориться, раствориться в нем раз и навсегда, без остатка.

Ощущения эти были столь не похожи на те, что она испытывала прежде, что Дея едва не задохнулась от них. Ян подавлял ее своей силой, напором, неистовостью, ему она хотела подчинятся, ждала горячности и всплесков. Сейчас она желала только одного — близости. Всепоглощающей, отменяющей все границы, тихой, но глубокой. Даже не глубокой — глубинной. Она хотела знать не только о том, что таиться на дне его сердца, но и что скрывает само это дно, что там под коркой плотского.

И когда Влад мягко опустил ее на кровать, накрывая собой, она заглянула в тайную щелочку его души. В одночасье голову ее покинули абсолютно все думы, благостная, священная пустота воцарилась там. Не было мыслей о том как или где, были только порывы, синхронность, соитие. И исход этих взаимных порывов был иным, не таким фееричным, но космическим, внутренним, а не внешним, оставляющим отпечаток где-то ни то в сознании, ни то в теле, а может где-то меж ними, в отдельном чем-то, только теперь им открывшемся.