Магия тени - Ирина Лазаренко Страница 48

Число «пропаданцев» приближалось к сотне. Оль посетил несколько общинных изб и согласился, что некоторых этих людей знал или видел прежде. Но когда гласник пытался вспомнить, где они живут и откуда взялись – в голове словно закрывалась невидимая дверь. Так же, как все прочие, Оль не мог сказать, где находится дом этих людей.

Поговаривали, что разбойники не просто так пропали с трактов: часть их откочевала на юг, а остальные подались в столицу. Про сам Арканат вести тоже доходили нерадостные: столица снова ожила, но так, что лучше бы оставалась безлюдной. Ее потихоньку заселяли и разделяли между собой разбойничьи банды, которых появлялось все больше – того и гляди, начнут делить меж собою не только столичные кварталы, но и оставшихся в Ортае людей: кому кого грабить, а кому перебираться в другие края, потому как на всех не хватит народу для грабежа.

Шутки шутками, а чем собирается питаться эта орава в крае, пораженном сушью?

Мошукских подлетков перестали гонять в Миры, вместо этого перебросив вместе со взрослыми на подготовку новой земли под пашню между городом и южной деревенькой – было решено по весне засеять ячмень, а позднее, даст Божиня, и овес. Подлетки ругались страшно и всячески увиливали от работы – зато Тахар, Элай и Алера, освободившись от присмотра за детьми, могли уходить с Ычем еще дальше в леса.

Оль был уверен, что сам Пизлык на таком удалении от селений куда интересней, чем самые заброшенные Миры. Сам гласник к этому лесу относился с опаской еще после первого школьного экзамена, но интересно от этого было не меньше.

В ратушу к нему совсем перестали приходить люди. На улице многие отворачивались при встрече. Олю все думалось, что горожане, сами себя накручивая дурными мыслями, вот-вот начнут бросаться на него и друг на дружку. И еще – на местных самоучек, к которым пока что относились терпимей, чем к Олю. Их просто подчеркнуто не замечали – приятного мало, но все-таки лучше неприкрытой неприязни.

За несколько дней Оль при помощи ратушного призорца разобрал скопившиеся на полках бумаги, навел в кабинете порядок и даже окно протер – и затосковал.

За пределами города, кажется, жизнь прекратилась вовсе. Не вернулся ни один из голубей, которых Оль отправлял гласникам других селений, и ни один голубь не прилетел оттуда. Только Шадек исправно, раз в три-четыре дня, присылал магических серых птахов, давая другу знать, что путешественники живы-здоровы. Если бы не эти весточки, Оль бы уже всерьез задумался, осталось ли в Идорисе хоть что-нибудь помимо Эллора, Пизлыка и Мошука с прилегающими селениями.

Птахи вызывали у Оля и облегчение, и чувство неловкости. Выходит, правы были те, кто предлагал справляться с бедой целиком, а не «спасать людей одного за одним». И теперь вот выходит, что разумные маги движутся к правильной цели, а глупые и недальновидные маги болтаются бессмысленной колотушкой и ждут, что же из этого выйдет.

С «пропаданцами» гласник так и не смог ничего решить, хотя от него очень ждали помощи, да и сам он желал бы помочь. Их забывчивость (Кальен был с этим согласен) имела скорее магическую, чем болезненную природу – ни у кого из потеряшек лекарь не обнаружил тех признаков, что сопровождают старческую или потрясенческую потерю памяти. Похоже, что людей просто заставили забыть именно то, что нужно было забыть. И не только их, а и других горожан тоже.

Кто, зачем и как мог это сделать – Оль даже представить себе не мог. Они с Кальеном склонялись к мысли, что причина – в возмущениях околоземицы, а может быть – в демоновых кознях. Пусть Дефара и говорит, что демоны по большей части плевать хотели на людей, и путь это даже правда – но поди пойми, на что способна их меньшая часть! Оль ощущал отчаянную беспомощность – ведь именно теперь он должен был показать, что может взять горожан под защиту, избавить их от напасти – но ничего не мог поделать. Всякий раз, когда гласник собирался хорошенько все обдумать, на него нападала такая тоска и безучастность, что встряхнуться и переключиться на что-либо иное удавалось с большим трудом.

Горожане тревожились и все сильнее сомневались, что городские власти сумеют их защитить. Хон делал единственное, что мог – еще больше усиливал дозоры, хотя стражники и так уже сбивались с ног.

В те дни, когда Оль приходил в ратушу, Террибар вертелся рядом, делал вид, что ничего не произошло и что он не видит, как изменилось отношение гласника к нему.

Уставший от этого, Оль стал реже появляться в ратуше и чаще навещать то подобие городской лекарни, где принимал недужных Кальен. К нему горожане относились куда приветливей, чем к Олю, – как будто это Кальен шесть лет был их гласником, как будто это он знал в лицо чуть ли не всех жителей Мошука, помогал каждому из них в отдельности и всему городу в целом. Оль не позволял себе задумываться о человеческой неблагодарности и неправильном устройстве мира, но обида, незаслуженная и острая, мерзенько покусывала его изнутри.

Тахар тоже часто приходил в лекарню. Целительских способностей у него не было никаких, зато он делал замечательные зелья, очень выручая недужных и Кальена.

Вот и вышло так, что гласный маг оказался в помощниках у двух самоучек: подготавливал ингредиенты для зелий и вообще помогал как мог. Никто из них даже не задумался о необычности такого положения дел, зато у горожан появился новый повод обсудить странности в поведении магов. Всё непонятное они толковали как знак того, что «клятые чаровники что-то замышляют».

– Почему ты в Эллоре не остался? – спросил как-то Оля Тахар. – Ты хорошо там себя чувствуешь, тебе нравится там. Зачем ты настырно прешься в этот город? По старой памяти, когда местные тебя любили? Ты ж нынче даже не гласник – нету больше Школы, кончилась, ты сам по себе теперь, свой собственный.

Маги сидели в комнатушке при лекарне, возились с составами для мазей и зелий. Потребность в них только возрастала день ото дня: по холоду и голоду люди хворали сильнее обычного. В комнатушке было душно и светло от плошек с жиром и магических светляков, тесно от мешков, корзин, посуды. Но при этом – уютно. Как в неприглядной избушке посреди заснеженного леса – пусть и маленькая она, и тесная, пусть мыши под полом и жучки в стенах – зато гудит трудяга-печка и пахнет свежими щами, а снаружи… Ничего нет снаружи такого, чтобы хотелось покинуть этот маленький, теплый и неказистый домик.

Оль, крякнув, разогнулся над здоровенным тазом, где перемешивал большой ложкой плесневелые ягоды снежника. Ему казалось, что ягоды еще недостаточно плесневые для мази, но Тахар сказал – в самый раз.

Ответа Оль не придумал. Не знал он ответа, просто не мог бросить город – и все тут. Ощущал себя лишним, нежеланным, беспомощным – а уехать не мог, потому как это было все равно что сдаться. Забросить маговское назначение и заниматься только своими делами. Как Умма. Или даже хуже, потому что Умма растит племянника-мага, а он, Оль, мог бы растить только Мавку, которая и так уже полжизни прожила.

Спрашивается, не лучше ли отправиться в Недру и попытаться спасти всех скопом, чем маяться в Мошуке и ощущать свою бестолковость?