Магия тени - Ирина Лазаренко Страница 47

Со стороны все выглядело непосредственно и невинно, как встреча двух добрых друзей – но Оль чуял неуловимую разницу между тем, как говорили Тахар с Уммой, и тем, как тот же Тахар говорил с Алерой. Хотя Алера могла, на правах старого друга, сесть к нему еще ближе. Да хоть вплотную. Да хоть улечься на него. Но в этих действиях не было ничего такого, отчего случайному наблюдателю захотелось бы смущенно отвести взгляд. А вот между тем же Тахаром и Уммой – было.

И Оль понял, не догадался даже, а именно понял – голубое ладное платье Уммы было именно для него, для Тахара.

Он отвернулся и, жуя, оглядел собравшихся у костра людей и эльфов. Предки сидели или ходили между ними, беседовали с эльфами или друг с другом. Некоторые стояли поодаль, прислонившись к деревьям.

Потом Оль заметил, как сердито смотрит на Алеру Элай. Он по-прежнему сидел с другой стороны костра, все вокруг него о чем-то беседовали, так что слышать разговор Оля со своими друзьями Элай никак не мог, да к тому же Тахара он взглядом не буравил – значит, сердился не на то, что было здесь сказано.

Алера была поглощена фруктами и по сторонам не глядела.

– Элаю не нравится, что ты сидишь рядом со мной, – вслух сообразил Оль. – Отчего ему не нравится? Промеж вами ж нет ничего. Нет и быть не может, раз вы ходите через порталы. Вы ж твердо решили не менять ничегошеньки, а всю жизнь провести не как обычные люди, да? Я слышал, как вы про это говорили, и как другие говорили, и даже как твой дед ворчал. Говорил, что вы навечно ни перед кем ни за что не в ответе, словно подлетки беспутные. Так чего тогда Элай на тебя так смотрит?

Алера, не поднимая глаз, бросила свою ветку в костер. Та не долетела, упала между Имэль и смутно знакомым Олю эльфом с непроизносимым именем.

– Да что вы понимаете, взрослые-разумные, – она натянуто улыбнулась, – делите мир черно-набело: или есть или нет, быть или не быть. Все по полкам разложить хотите, всему ярлычки подвязать. Ничему такому не даете места, что без ярлычка.

Оль был старше этой троицы, быть может, года на четыре, но теперь и правда ощутил себя брюзгливым стариком.

Алера поднялась и пошла на ту сторону, к Элаю. Оль следил за ней со смешанным чувством: было неприятно, будто он кого обидел незаслуженно, но в то же время – а чего такого он сказал-то? И еще он расстроился, что Алера отошла. Может быть, совсем недавно, вот еще сегодня утром, эта девушка его пугала. Но этим вечером ему очень даже нравилось, когда она была рядом.

Оль видел, как Алера садится рядом с Элаем. Они не посмотрели друг на друга, не коснулись, но отчего-то было ясно, что это очень правильно: когда они сидят бок о бок и смотрят в огонь, а за их спинами склоняются друг к дружке молодые деревца с мохнатыми стволами, названия которых Оль так и не запомнил.

– Не нужно ей говорить, что между ними ничего быть не может, – подал голос Тахар, и гласник вздрогнул: задумавшись, он совсем забыл, что Тахар сидит по другой бок. – Они и сами это помнят каждый вздох. Мы все знали, на что идем, когда выбирали свой мир и свои Миры. Но это был такой выбор, знаешь, когда отвергнутая часть жизни не оставит тебя в покое. Даже после многих лет.

Гласнику очень хотелось задать вопрос про Умму, которая грела Тахару второй бок, но он вовремя сообразил, что этот вопрос был бы совсем уж невежливым, а самое главное – лишним. И снова обернулся к Алере с Элаем.

– Чего-то висит между ними, – согласился он после недолгого молчания. – Прям словно топор в воздухе.

Тахар смотрел на друзей с таким выражением, с каким глядит мать на дите, когда ему уже пора разрешать падать с плетня, иначе оно никогда не поумнеет.

– Висит, ну да. Быть может, помнишь из своей беспутной молодости такое чувство… Замирание перед поцелуем. Вот это между ними и висит. Уже столько лет, что я подсчитать не возьмусь.

– Тогда оно и вправду могло вырасти до размеров топора, – заключил Оль и отвернулся от этих двоих, которые старательно не смотрели друг на друга.

* * *

Хон называл этих людей «пропаданцами». И поначалу над ними даже немного потешались, но очень скоро смеяться перехотелось.

В Мошуке стали появляться люди, не знающие, как они очутились на городских улицах.

Они помнили все про себя: кто такие, как зовут, что умеют делать и чем занимались прежде. Эти люди хорошо знали город: и название его, и наместника, и места, где находятся лавки. Они могли назвать все городские ворота и помнили даже, что недавно на площади казнили заговорщиков.

Но они не помнили, где живут и кто их родня.

А потом обнаружилось, что другие горожане часто знают этих людей в лицо и по имени, и могут даже вспомнить какие-то связанные с ними события и смешные случаи. Но другие горожане точно так же не помнили, где живут «пропаданцы» или их родственники.

В считаные дни таких людей, орков, эльфов и гномов скопилось несколько десятков. Их расселяли по общинным избам, пустующим домам, постоялым дворам, старались приладить к разным полезным городу делам. В работе, в каждодневном общении, во всем прочем «пропаданцы» производили совершенно обычное впечатление и ничем не выделялись среди других горожан.

Никто не искал их, хотя весь город знал о потеряшках. Никто так и не сумел вспомнить, где они жили раньше.

Наверное, Бивилка смогла бы помочь, использовать свой искательский дар – но магичка была далеко.

* * *

Умме, как и матери Оля, очень не нравилось его стремление уехать из тихого, теплого, сытого Эллора. Да магу и самому не хотелось, однако остаться он не мог.

– Нравится мне туточки, – говорил он Умме, – так бы и остался навечно. Только как же в городе без меня, а? Не могу их оставить, понимаешь?

– Понимаю, – неохотно соглашалась Умма, а Оль думал, что не понимает она ничегошеньки.

С того дня, как магичка перебралась в Эллор, она не выезжала за его пределы – вот уже третий год она жила, отгородившись от большого мира красотой и неспешным течением здешней жизни. Как дивная зверушка или необычное растение, что во множестве встречаются в Эллоре и не водятся в Ортае. Которым, как всему краю исконцев, для жизни нужны особые условия, создаваемые древними, от предков доставшимися реликвиями.

Ничего они не понимали в том, что творилось за пределами их безопасного и благодатного края, в который почти невозможно было попасть чужаку.

И все-таки, в этом смысле думая об эльфах почти с небрежением, Оль отчего-то был уверен: соседям они помогут, когда станет совсем уж туго. Как помогли переезжим из ближайшего лагеря перебраться в дровосекову зимовку.

В Мошуке было холодно, грязно, неспокойно.

Вездесущая Эйла добросовестно пересказывала Олю новости и слухи – их было много и все о плохом. Вчера в вязницу посадили сразу два десятка человек – идеи, заложенные казненными смутьянами, все-таки дали свои плоды. Чем тяжелее становилась жизнь, тем чаще горожане приговаривали, что «рыба от головы тухнет», а значит, виноват во всем наместник, а значит, над городом должен стать другой человек. Правда, такого человека на примете у смутьянов вроде как не было, так что мало кто из горожан относился к их словам всерьез. Но бездельникам и неудачникам всех мастей такой взгляд на происходящее очень нравился, и они охотно повторяли слова про тухлую рыбу. И теперь новая партия заговорщиков ждала своей участи в вязнице, а старшина стражи крепко подозревал, что все лишь начинается.