Закон отражения - Анна Клименко Страница 48

– Вот и я тоже, – вздохнул Селлинор, – любопытно, что за вести принес нам этот достойнейший дэйлор…

Он поднялся, поправил камзол, и неторопливо зашагал по хрустящей дорожке. Каннеус молча последовал за ним.

Чтобы разорвать повисшее в прозрачном осеннем воздухе молчание, Селлинор обронил:

– Говорят, Старший Гнезда – вампир. Что ты думаешь об этом, Каннеус?

– Я бы не стал судить только лишь по слухам, Ваше Величество, – отозвался тот, – мало ли о чем говорят? На базарной площади говорят, что королю Кейлору д’Амес помогли соединиться с предками. Но ведь это вовсе не значит, что так оно и было?

Селлинор усмехнулся. Ах, Каннеус, Каннеус… И пошел быстрее. Ему хотелось покончить со всем этим и забыть, забыть…

Ведь он уже знал, о чем скажет прибывший воин из Гнезда.

… Когда они вошли в кабинет, ожидавший там дэйлор отвесил глубокий поклон. Селлинор, никогда не сталкивающийся до этого с куницами, с удивлением отметил и простоту одежды, и ее добротность; его немного рассмешили полоски меха куницы, нашитые на рукавах куртки, и простые кожаные ремешки, вплетенные в черные косы воина, что казалось варварством для утонченного аристократического вкуса короля. Но Селлинор усилием воли задавил улыбку – и очень серьезно кивнул в ответ.

– Мне сказали, ты прибыл с важными известиями, доблестный воин, – сказал король, усаживаясь в свое любимое кресло, – так говори же.

Куница еще раз поклонился. А затем изрек:

– Старший просил передать владыке Дэйлорона, что люди собирают армию поблизости от юго-западных границ. Похоже на то, что эти низкие твари хотят напасть. А потому Старший взял на себя смелость советовать владыке увести простых дэйлор подальше от границ, особенно, если кто остался в мелколесьи. Пусть на границе останутся только воины – и все.

Селлинор откашлялся, прочищая горло, и…

– А разве Старшему не пришла светлейшая мысль предоставить воинов в распоряжение короля, чтобы достойно встретить врага на границе и сразиться, как подобает сыновьям Дэйлорона?

Брови лорда Каннеуса медленно поползли вверх. Но он молчал – пока. Замолчал и куница, удивленно глядя на своего короля.

– Впрочем, это уже не твоего ума дело, – задумчиво пробормотал Селлинор, – возвращайся в Гнездо, передай Старшему, что я благодарен за предупреждение. Что делать дальше – это уже моя забота.

Он бросил быстрый взгляд на Каннеуса. Тот задумчиво смотрел на пляшущие в камине языки пламени, и меж угольно-черных бровей, еще не тронутых сединой, пролегла глубокая складка.

* * *

Армия уверенно продвигалась на север. Уж давно остался позади благословенный Небом Меркелон, последний город Империи на реке Лакке; полки продвигались по зеленому морю степи, вдоль синей глади реки. Нет-нет, да попадались небольшие деревни, все, как одна, бедные, с одинаковыми глинобитными избами, крытыми тростником; и повсюду – долго глядели вслед армии Императора тощие крестьяне.

Пройдет еще пара дней и, если верить вестям с востока, к ним присоединятся легионы из Талипо и Кверта, а это уже нешуточная сила. Правда, никто не знал, сколько дэйлор выйдет на поле битвы, да и выйдет ли вообще… Но Император был уверен в успехе – так, словно король Дэйлорона стал послушной марионеткой в руках владыки.

– Мой командор! К нам хотят примкнуть ополченцы. Разнесся слух, что мы идем за золотом Дэйлорона…

Седовласый генерал изо всех сил старался говорить уважительно, но при этом на лице его застыло такое выражение, с каким сапожники гоняются за подмастерьем, чтобы оттаскать за уши.

Ибо генералу перевалило за сорок, а Геллер только-только подходил к двадцатипятилетнему рубежу. Мальчишка в глазах стареющих вояк, наглый, необузданный, к тому же выскочка, которого невесть за какие заслуги пригрел нынешний Император.

Командор пожал плечами.

– Пусть себе примыкают, Гассет. Лишние люди – это не так уж и плохо. Пусть их научат держать в руках хоть какое-нибудь оружие…

Генерал скривился, будто съел что-то невероятно пакостное и, ловко развернув лошадь, помчался к своим полкам.

Геллер вновь остался один – в авангарде многотысячной армии, черной змеей текущей на север.

Впрочем, ему было не привыкать. Он уже очень давно был один – ровно с тех пор, когда страшные гвардейцы выбирали крепких мальчишек для забав юного наследника престола. Геллер не любил вспоминать об этом – но время от времени заново переживал тот миг, когда его скрутили по рукам и ногам, как барана, и поволокли к крытому возку, где уже трепыхались другие мальчишки. Снова и снова перед глазами вставало лицо матери, которая, как волчица, бросилась на гвардейцев – чтобы защитить единственного сына. Один из воинов, зло засмеявшись, ударил ее по лицу, да так, что она отлетела на пару шагов, ударилась о стену хижины и неуклюже забарахталась на земле, пытаясь подняться. Отец же… Геллер долго не мог понять, почему отец стоял в стороне и безучастно наблюдал за происходящим. Только много лет спустя узнал, что ему заплатили за мальчишку – как это делают работорговцы, скупая молодняк.

Многоголосый гул, вплетающийся в бряцание железа, скрип повозок и лошадиное ржание. Армия ползет и ползет вперед, преодолевая лигу за лигой, все ближе и ближе к тому месту, где впадает в Лакку Эйкарнас – река Дэйлорона. Впереди, до самого горизонта – изумрудная, волнующаяся под дуновением ветра степь. И только там, где небесный купол почти касается земли – в сизой дымке плавают мутные силуэты гор.

Геллер, прикрыв ладонью глаза, поглядел на солнце: начав клониться к горизонту, светило не торопилось покинуть свои хрустальные владения. Еще много часов пройдет, прежде чем ночь мягко вступит в мир…

Тоска, вечная подруга одиночества, снова обвивала змеей сердце, сдавливая, отнимая тепло. Геллер усмехнулся – в присутствии Императора ему было легче. По крайней мере, тогда он думал о службе – и не вспоминал…

* * *

… Их долго гнали куда-то, давая отдохнуть только ночью, поднимая с рассветом. Почти не кормили, раз в день бросая в толпу черствый, плесневелый хлеб. Двух мальчишек – более слабеньких, чем прочие, попросту затоптали их товарищи по несчастью. Воды тоже давали очень мало – так, что во рту было сухо.

На пятый день перехода еще три маленьких пленника не смогли подняться и идти дальше; вербовщики освободили их из «связки», оттащили с дороги – а караван двинулся дальше.

Потом минуло еще несколько дней – но Геллер уже не считал их.

Смутно помнил белые башни и крепостные стены Алларена в кровавом свете заката. Помнил, с каким трудом давался каждый следующий шаг, как неистово плясали перед глазами черные точки– но это ничуть не мешало драться, сбивая в кровь кулаки, за каждый кусок хлеба.

Он был маленьким, озлобленным волчонком, вздыбившим шерстку на загривке и готовым если не загрызть, то уж по крайней мере искусать любого, кто станет между ним и хлебной лепешкой. Голод выгрыз все те крохи жалости и сострадания, что усердно взращивали в нем мать и сестренка.