Лазоревый грех - Лорел Гамильтон Страница 47

— Если я считаю, что твои приказы идут во вредрасследованию, то да.

Он шагнул ко мне. Навис надо мной, но это было мне привычно— надо мной нависают многие.

— Никогда, Анита, никогда не смей упрекать меня внепрофессионализме.

— Тогда веди себя как профессионал.

Он сжимал и разжимал кулаки, опустив руки вдоль тела.

— Ты хочешь видеть, почему я не допустил его на местопреступления? Хочешь видеть?

— Да, хочу.

Он схватил меня выше локтя. Не помню, случалось ли Дольфу дотого меня трогать. Он застал меня врасплох, и только когда он наполовинупротащил, наполовину провел меня через кухню в столовую, я стала реагировать.Обернувшись, я замотала головой, глядя на Джейсона. Ему это не понравилось, ноон снова прислонился спиной к ящикам. Мелькнуло потрясенное лицо Мерлиони, и мыоказались в столовой.

Дольф тащил меня к лестнице, и когда я споткнулась, он недал мне времени встать, а втащил по лестнице — в буквальном смысле слова.

За нами открылась дверь, и кто-то позвал:

— Лейтенант!

Кажется, я узнала голос, но не могу точно сказать, и не быловремени оглядываться — я слишком была занята тем, чтобы не ободрать ноги.

Мне трудно было встать на высоких каблуках, головная больпульсировала в полную силу, и мир весь дрожал.

— Дольф, черт тебя побери! — смогла я наконецпроизнести.

Он открыл дверь и дернул меня, поднимая на ноги. Язашаталась, а мир полетел к чертям в мешанине цветных и темных полос. Дольфдержал меня своими ручищами за руки выше локтей, и только это не давало мнеупасть.

Постепенно перед глазами прояснилось, будто складываласькакая-то видеомозаика. У дальней стены стояла кровать. На фоне голубой стеныбелые подушки, женская голова и часть плеч. Будто не настоящая, будто кто-тобросил на подушки театральный реквизит — фальшивую голову. Все остальное, отключиц и вниз, было красной кашей. Не тело, а будто кровать макнули в темнуюжидкость. Кровь была не красная, а черная. Игра света, а может, это была нетолько кровь.

И тут меня ударил запах — мясо. Все здесь пахло гамбургером.Я увидела кучу простыней, черных, красных, пропитавшихся, затвердевших отзасохшей крови. Я снова посмотрела на голову женщины — не хотела, нопосмотрела. И наконец увидела. Это было все, что осталось от взрослой женщины.Будто она взорвалась, и голова осталась на подушке, а тело... тело повсюду.

Я ощутила, как в горле растет вопль, и знала, что невыдержу. Надо было быть для этого сильнее, лучше. Крик я проглотила, и желудокподкатил к горлу. Его я тоже проглотила и попыталась подумать.

— Что ты думаешь? — спросил Дольф и толкнул меня,не выпуская из своих ручищ, к кровати. — Вполне для тебя достаточно.Потому что это сделал кто-то из твоих дружков.

Он подтащил меня слишком близко, и я наступила напропитанную кровью кучу материи. Кровь была холодна на ощупь, и это помоглоудержать моего зверя, не дать ему занять мое тело. Что за радость в крови, еслиона не горячая и свежая?

— Прекрати, Дольф, — сказала я, и голос прозвучалне похоже на меня.

— Лейтенант! — донесся голос от дверей.

Дольф повернулся, так и не выпустив меня. В дверях стоялдетектив Клайв Перри — худощавый афроамериканец, одетый консервативно иаккуратно. Один из наиболее вежливых людей, которых я когда-либо знала, а средикопов — так самый вежливый.

— В чем дело, Перри?

Перри глубоко вздохнул, потом расправил плечи и снова ихссутулил.

— Я думаю, лейтенант, что миз Блейк видела на первыйраз достаточно.

Дольф слегка встряхнул меня, отчего у меня голова замоталасьи в желудке заклубилась вьюга.

— Нет, еще мало.

Он дернул меня обратно, повернув лицом к комнате, подтащил кизголовью, покрашенному в голубое настолько под цвет стене, что я даже незаметила его. Подтащил так, что мое лицо оказалось в нескольких дюймах отдерева. На краске и дереве остался свежий след когтя, как бледный шрам.

— Как ты думаешь, чья это работа, Анита? — Ондернул меня, повернул лицом к себе, держа ручищами выше локтей.

— Отпусти, Дольф.

Голос все еще звучал как чужой. Такого никто другой со мнойбы не сделал. Я либо отбилась бы уже, либо испугалась, либо вышла из себя.Ничего этого со мной не произошло.

— Чья работа? — Он встряхнул меня, и у менязастучало в голове, поплыло все перед глазами.

— Лейтенант Сторр, я вынужден настаивать, чтобы выотпустили миз Блейк.

Детектив Перри стоял чуть сбоку и сзади, мне было видно еголицо.

Дольф обернулся к нему и не схватил его за грудки толькопотому, что руки были уже заняты.

— Она знает! Она знает, кто это сделал, потому чтокаждого блядского монстра знает в этом городе!

— Отпустите ее, лейтенант, будьте добры.

Я закрыла глаза, и головокружение поутихло. По положению рукДольфа я поняла, где он стоит, и двинула острым каблуком ему в подъем. Онвздрогнул, хватка рук ослабла. Я открыла глаза и сделала как меня учили — резкосведя руки, рванулась наружу и вниз. Они освободились, и я отвела правую назади ударила коротким апперкотом в живот. Будь Дольф пониже, я бы метила всолнечное сплетение, но под таким углом было не достать, и я ударила куда могла.

Он ухнул, выдыхая, и сложился пополам, прижимая руки кживоту. Я все еще не привыкла быть сильнее обычного человека и на мигиспугалась, не врезала ли я ему сильнее, чем хотелось бы. Потом шагнула назад,прочь от него. Мир корежился, будто я смотрела в кривое зеркало.

Я продолжала отступать и зацепилась каблуками за что-тоскользкое и более густое, чем кровь, и хлопнулась. Приземлилась резко назадницу, и кровь расплескалась, как из лужи. Она промочила мне юбку, и явскочила на колени, чтобы она не успела пропитать трусы. Кровь была так холоднана ощупь, но тут мое колено размазало что-то другое, не кровь.

С воплем я вскочила на ноги. Если бы Перри меня неподхватил, я бы хлопнулась снова. Но он слишком медленно двигался к двери, а яне хотела сблевать в этой комнате. Я его оттолкнула и пробежала, шатаясь, вдвери, а в коридоре уже стояла на четвереньках и блевала на светлый ковер. Вголове ревела боль, в глазах вспыхивали белые звезды.

Я поползла к лестнице, не понимая сама, что буду делать. Полрванулся мне навстречу, и вдруг не стало ничего, только пустота и серость,потом мир стал черным, а голова совсем, совсем перестала болеть.