Небесный ключ - Нат Райдо Страница 46

Попав в Высокую Страну, Тайя убедилась, что ее новый опекун, Владыка Шайм Бхал, тоже живет иллюзиями. Он взращивает в себе нечто, напоминающее человеческое чувство долга. Как можно всерьез относиться к подобной условности? Главное то, что внутри. Оно — живет, дышит, чувствует. А все остальное — не более чем оболочка.

Осознав это, Тайя перестала всерьез относиться к Высоким. Они все — словно круги на воде. Камень, оставивший их, упал глубоко. И невидим. В том числе — и ей самой. Но не стоит об этом задумываться. Впереди ждала миссия— неизбежный этап. Нужно вплести ниточку собственной жизни в материю мира. А потом она будет свободна... Но ткань мира — простая, она может не выдержать. А нить жизни Тайи тяжелая. Будто из чистого золота. Вплетать придется осторожно. Умеючи. Знания нужны...

На Меоне шли годы. А девочка, став невидимой птицей, носилась над водами. Из тех вод, по поверьям, и вытекал тот «небесный исток», который Высокие называли Шайм Бхал. Восхищенная полетом, Тайя делала то «бочку», то «штопор», то вообще нечто невообразимое. Знания вливались в нее широким потоком, и чистый восторг переполнял юную душу. К сожалению, так не могло длиться вечно. Она сама это знала. И вот пришло время перемен.

— Шестнадцать лет, — Тайя покатала слова на языке и попыталась думать по-человечески. — Много, выходит. Почти опоздала. — Девушка закусила губу. — И что теперь делать?!

— Зеркало! — рявкнул Владыка, вырастая из-за спины.

Тайя сделала зеркало. И обомлела. Она неожиданно поняла, что хороша.

Девушка стояла перед огромным зеркалом обнаженной. Высокая статная фигура звенела, как натянутая струна. Неистовая упругая сила. Ни капли слабости и беззащитности. Солнце, сжигавшее Зохр в течение шестнадцати лет, словно впечаталось в кожу. От смуглого юного тела исходила волна упругого жара. Тайя вся была — ночь, солнце и мед. Из-под густых, змеями разметавшихся по плечам длинных иссиня-черных волос смотрели миндалевидные глаза цвета ночного неба. В них таяли искорки звезд. Прямой нос, высокие скулы. И озорная улыбка на ярко-алых губах.

— Нормальная зохра, — прокомментировал опекун, рассматривая изгиб ее позвоночника.

— Владыка, вспомни свою юность. Скажи, как на меня будут смотреть на Земле, — взмолилась девушка.

Высокий задумался. Да, это действительно важно.

— Здоровенная страшная зохра! — через минуту выпалил Владыка, отступив на шаг назад.

Губы Тайи слегка приоткрылись, глаза распахнулись.

— Они испугаются твоей красоты, — жестко бросил Высокий. — Куда бы ты ни явилась. Все — и мужчины, и женщины.

— Что же мне делать?!

— Быть скромнее, естественно. И говори об этом, пожалуйста, с женщинами!..

Чуть меньше года ушло на то, чтобы научиться быть человеком. Вернее, казаться им. Или, может, все-таки быть? Тайя запуталась.

— Не три лоб! Это некрасиво! — вывел девушку из задумчивости голос Ваны. Бывшей монахине за последнее время всерьез пришлось восполнить пробел в знаниях о красоте, правилах приличия и воспитании.

— И ничего, что тебе почти семнадцать, — менторским тоном добавила Вана. — Главное, глазами хлопай почаще.

— Не буду, — пробормотала Тайя в пустое пространство. Вана ушла, посчитав дело выполненным.

Из зеркала на девушку смотрела скромного вида шатенка.

«Ну и какая разница?» — подумала Тайя, глянув по сторонам.

Вокруг было пусто. Тогда девушка, послюнив пальцы, стала быстро плести маленькие косички. Так не делают, зато сама выдумала! И симпатично получится. Доплести косы, и прямо на место. В мир людей!

На базарной площади Барка звучали шум, гам, крики. Но юноша с девушкой их не слышали, стоя напротив друг друга.

— Тайя — зохрское имя? — Пер не знал, что сказать.

— Ну да, — ответила девушка.

— И приехала с Мая? Тайя кивнула.

— Пошли гулять, что ли? — предложила она.

Пер мельком подумал, не взять ли девушку за руку, но постеснялся. Они пошли рядом. Юноша постарался подстроить свой широкий шаг к ее плавной походке. Очень хотелось еще раз взглянуть Тайе в лицо. Наверняка удивительный профиль. Но было попросту страшно повернуть голову. Девушка возвышалась над ним на целых два сантиметра.

— Ты что, старше меня? — вдруг, покраснев, как рак, спросил Пер.

— На восемь месяцев и четырнадцать дней, — отозвалась Тайя. Юноша не удивился такому раскладу. В Барке все знали все обо всех.

Дорожка лентой стелилась под ноги. Пер уже был готов костьми лечь, только б не отпустить это нежданное чудо с косичками. А девушка шла рядом с ним так, словно привыкла к этому.

— Пошли в парк. Или в лес. Я хочу посмотреть на деревья, — сказала она.

«Родственная душа, что ли?» — подумалось юноше.

Когда они вошли в лес, девушка тут же сняла туфельки и пошла босиком. И Пер с облегчением заметил: она не выше, а ниже ростом. На эти самые два сантиметра.

Брови Тайи поднялись, она озорно улыбнулась.

— Давай бегать! Я хочу бегать! — Девушка, не чинясь, дернула Пера за руку и побежала между деревьями.

Она неслась быстро, как лань. Но и он был не промах. Юноша и сам не заметил, как во всю прыть помчался за Тайей.

— Вот!

Здоровенная пятерня парня с размаху впечаталась девушке в спину. Оба свалились на траву и расхохотались. Лицо Тайи разрумянилось, косы слегка растрепались.

Пер наконец-то взглянул на нее.

— Можно, я тебя нарисую? Девушка озорно тряхнула косичками. — Разумеется, можно.

Тайя умела позировать. Пока Пер, наморщив лоб, срисовывал девушку — анфас, в профиль, вполоборота, — ни один мускул не дрогнул на ее точеном лице. Тайя щедро дарила художнику свою красоту. Казалось — еще пара штрихов, и неповторимое лицо оживет под карандашом, на прямоугольнике грубой бумаги. Глаза широко распахнутся, тонкая линия губ засияет улыбкой, а милые растрепанные косички станут такими же пушистыми, как у живой Тайи. Только каждый раз почему-то не получалось.

Пер сделал несколько проб, изводя дорогую бумагу для рисования. Забывшись, пыхтел от усердия. Даже сломал карандаш. Ничего не выходило. Совсем ничего. Хоть лбом об стол треснись! Штрихи на бумаге не складывались в живое лицо. А если вдруг что-то и получалось, то на художника смотрела не Тайя, а посторонняя девушка, похожая на всех соседок и соучениц одновременно. Пер взял последний лист из стопки бумаги, уставился на девушку молящим отчаянным взором и сосредоточился.

Последняя попытка! Невидимые привидения толклись в воздухе, пытаясь пихнуть художника под локоть, и как будто хихикали. Пер молча и вдумчиво проклял призраков, вглядываясь в лицо Тайи. Та была свежа и спокойна. И для юноши перестал существовать окружающий мир.

— Вот... — растерянно сказал он минут через двадцать, неловким движением подвигая рисунок девушке. Та взяла лист бумаги и задумалась. Словно читала какой-нибудь текст. А Пер, опустошенный, измотанный, знал, что она видит: пустой, мертвый набросок. Даже глаза Тайи — зеленые и черные одновременно, юноша передал схематично.