Осквернитель - Павел Корнев Страница 44

«И здесь не успел!» – промелькнуло в голове, и вдруг тюремщики разом бросили работу и с леденящей душу синхронностью уставились прямо на меня.

Святые угодники!

Наутек я бросился за миг до того, как сорвались с места ближайшие бесноватые, и поэтому сумел оторваться от них на пару десятков шагов.

Коридор, ступени, узенький переход и снова ступени, а еще ясное осознание того, что вот-вот окажусь заперт в глухом тупике!

Одержимые гнали меня, словно обложенного красными флажками волка, от растворенной в воздухе Скверны встали дыбом волосы, а заточенные в душе бесы заходились в диком восторге, предчувствуя скорое освобождение. Их освобождение и в самом деле было не за горами – долго продолжаться забег по путаным коридорам просто не мог. Ошибусь, сверну не туда – и конец! И даже если не ошибусь, это ничего не изменит, шансов на спасение не было изначально.

Я это прекрасно понимал; поработивший тюремщиков нечистый – нет.

Ему стоило бы просто позволить всему идти своим чередом, но вырвавшаяся из Бездны тварь не устояла перед соблазном загнать меня в угол чуть раньше времени. Одна из дверей неожиданно распахнулась, и наперерез мне кинулся растрепанный писарь с перочинным ножичком в руке.

Я даже с шага не сбился. На бегу всадил острие серебряного серпа в выпученный глаз, оттолкнул бедолагу в сторону и юркнул в приемную, из которой тот выскочил пару мгновений назад.

Только заблокировал дверь ножкой крепко сбитого табурета, и та содрогнулась от мощного удара. Но содрогнулась и содрогнулась – куда сильнее напугал всплеск Скверны за спиной.

Я развернулся и чуть не охнул: на стуле для посетителей рядом с конторкой писаря сидел тюремный священник – пожилой дядечка благочестивой наружности с перехваченным от уха до уха горлом и залитой кровью сутаной.

Но Скверной веяло не от него, Скверной веяло из кабинета коменданта. Я шагнул к святому отцу, вынул из его руки молитвенник – толстенный, с серебряными уголками и накладным изображением символа Изначального Света – и, когда мгновение спустя в приемную ворвался комендант, приложил его увесистым томиком по лицу.

Хлоп!

Бесноватого откинуло обратно, он приложился спиной о край рабочего стола, перекувыркнулся через него и растянулся на полу. Начал ворочаться, но я в один миг оказался рядом и врезал корешком молитвенника по виску.

Хрясть!

Тюремщик, из сломанного носа которого и без того хлестала кровь, уткнулся лицом в пол; я подхватил его под мышки и оттащил в угол комнаты. Там усадил в массивное кресло, поспешно стянул с себя тюремную робу, оторвал рукава и примотал ими запястья пленника к подлокотникам. Поднатужился, затягивая узлы, после уже не столь тщательно закрепил ноги. Теперь не вывернется!

Не вывернется – да, но что дальше?

Грохот из приемной доносился все резче и отчетливей, в ход там явно пошли пожарные топоры, и мне оставалось лишь запереть кабинет и уповать на чудо.

Но на Святых надейся, а сам не плошай – поэтому покорно ожидать своей участи я не стал. Передвинул к двери секретер, для надежности подпер его неподъемным дубовым столом и придумал бы что-нибудь еще, но тут комендант заговорил.

Незнакомые слова врезались кусочками раскаленного металла, прожигали душу насквозь, дурманили сознание, лишали сил. Скверна изливалась из уст тюремщика отравленным источником, и, окажись на моем месте обычный человек, одним бесноватым в комнате стало бы больше.

Но то – обычный.

Скрипнув зубами от терзавшей голову боли, я поднял с пола обрывок робы, подступил к хозяину кабинета и вполсилы приложил его по губам переплетом молитвенника. Голова пленника запрокинулась, тогда запихал в разбитый рот скомканную ткань.

Комендант заткнулся, но толку? Черные, будто залитые смолой глаза неотрывно следили за мной, и страха в них не было вовсе, одно лишь жгучее нетерпение.

Не терпится мне в голову залезть, да? Ну это мы еще посмотрим, кто кого распотрошит…

Кочергой я выудил из камина полено, полил его водой из графина и обугленным концом прочертил вокруг кресла с комендантом одну непрерывную черту. После быстрыми размашистыми движениями набросал на полу и стенах несколько символов веры, аккуратно вывел рядышком пару первых строк молитвы «О противлении Скверне» и с облегчением перевел дух, почувствовав, как начало слабеть давление потустороннего. «Сборник молитв, приписываемых Святому Иоанну Грамотею и его ученикам».

Теперь не дотянется.

Не дотянется – отлично, но как такое вообще могло произойти? Каким образом благочестивый обыватель сделался вратами в Пустоту, стал проводником Скверны в наш мир? И даже если комендант был закостенелым грешником, что стряслось с остальными тюремщиками? Как нечистый сумел дотянуться до всей ночной смены разом?

Я задумался над этим и понял, что совершенно упустил из виду пропавшего чернокнижника. А ведь вся эта каша заварилась именно из-за него! Так, может, он навел порчу?

Но почему тогда сильней остальных зацепило коменданта? Почему к Бездне прикипела именно его душа, а не надзирателей, которые общались с чернокнижником изо дня в день?

Треск в коридоре стих, и сразу содрогнулась входная дверь кабинета. Особо надеяться на баррикаду не приходилось, и в запасе у меня явно оставались считаные минуты.

Что делать?!

Убивать коменданта бесполезно – вне всякого сомнения, нечистого так просто не остановить. В каждом из тюремщиков эта тварь присутствует лишь частично; придется либо перебить всех, либо изгнать ее в Бездну. Или же…

…заточить в себе.

При одной только мысли об этом болезненно сдавило сердце, но ломящиеся в дверь бесноватые пугали куда больше очередного нечистого в душе. Я отбросил сомнения, решительно ступил в охранный круг, и сразу бессчетными ледяными иголками обожгла кожу Скверна.

Ах! Будто в Бездну провалился!

Виски заломило, из носа закапала кровь, по груди растекся противоестественный холод, но меня уже было не остановить. Я вцепился в лацканы тюремщика, потянул его на себя… и вдруг обратил внимание на замшевые перчатки.

К чему бы это? Какая необходимость находиться в перчатках не на улице, а в рабочем кабинете?

Рывком стянул одну из них и обнаружил, что пальцы бесноватого усеивают гнойники и пятнышки гниющей плоти. Такое впечатление – само тело пыталось исторгнуть из себя некую мерзость.

Вот она, связь с Бездной!

Но почему руки? Почему пальцы?

Чернокнижник с ним за руку поздоровался? Бред!

К тому же в гнойниках обе ладони. Нет, здесь явно что-то другое.

Скорее уж комендант взял в руки какую-то проклятую безделицу, нечто, не вызвавшее у него подозрений.

Но глаза? Почему изменились его глаза?