Видящий. Лестница в небо - Алексей Федорочев Страница 43

Бледный и местами желто-фиолетовый Костин вызывает жалость и шевеления совести, которые я тщательно залавливаю — этот человек мог отнять у меня пару близких людей и навесить крупные проблемы. Под бдительным присмотром двух врачей сначала накладываю целительный сон на замену бессознательному состоянию, а потом залечиваю переломы, попутно убирая синяки. Котенок сразу же ловко снимает шину с челюсти и гипс с руки. При манипуляциях область сердца старательно обхожу стороной, хотя все равно благодаря моим действиям приборы начинают пикать ровнее. Безымянный кардиолог равнодушно отмечает этот факт, делая отметку в карте. Заодно с лечением заряжаю несколько «лечилок», используемых в медицинских артефактах. Ушлый доктор подсовывает еще и парочку разряженных из своего стола, явно сожалея, что не хранил больше. Закончив, выходим все вместе из отделения в коридор. Женщины с тревогой бросаются к дежурному, но тот важно успокаивает их благоприятными прогнозами.

— И не надо больше тут караулить! Угрозы жизни уже нет, завтра-послезавтра в общую палату переведем, тогда и приходите! — закончив разговор, отправляет он женщин домой.

Те послушно идут на выход, но направляются не сразу домой, а вначале на этаж к Брониславу. В компании Баринова и Котенка иду за ними.

— Спасибо, Егор Николаевич! — Здоровой рукой Слава вцепляется в мою.

— Не за что. Извини, но больше помочь твоему отцу не мог — не моя специализация, теперь только лекарства и покой. Но прогноз хороший, так что встанет на ноги.

С разрешения Константина Михайловича подлечиваю парню плечо, так что хирург восхищенно цокает языком, тщательно рассматривая место состоявшейся операции.

— Везет тебе, парень! Не будь у вашей семьи Егора в знакомых, тебе бы инвалидность грозила, а теперь швы только снимем и отправишься домой как новенький! Еще и отца твоего подлечил, так что и там теперь все хорошо будет!

Новую волну восхищения и благодарности пресекаю, оправдываясь усталостью. Выставив ненадолго женщин из палаты, опрашиваю Костина-младшего:

— Какие теперь планы?

— Какие планы у безработного?.. Вы ж меня теперь уволите?

— С чего тебя-то увольнять? Отца твоего даже здорового уволил бы, скорее всего: уж извини, но напрячься он меня капитально заставил. Для вашего прикрытия даже ПГБ задействовать пришлось. А ты… Выздоравливай! Не захочешь дальше у нас работать — напишешь заявление, нет — значит, долечишься и выйдешь. Остальные ведь все работают как работали. Директором «Кистеня» теперь Александр Владимирович будет, ты его знаешь.

— Отцу это не понравится.

— Отцу твоему много чего не нравится, но его лечение вам в копеечку влетит, даже несмотря на страховку. Так что мой тебе совет — не майся и выходи на работу, как поправишься. Деньги вам теперь ой как нужны будут!

— Спасибо, Егор Николаевич! Александр Владимирович! — отчаянно уверяет он Бока, так и стоящего безмолвной тенью за моей спиной. — Я обязательно скоро выйду!

Уже на обратной дороге Саша интересуется:

— А Бронислав-то мне зачем?

— У его отца здесь связей много, часть их через Бронислава проходила. На первых порах тебе не лишним будет. А голова у парня светлая, да и Ярославовых закидонов еще нет. И не забывай — он теперь нам благодарен будет.

Часть пути проводим в тишине, радио Бок не включает, а рация, слава богу, пока молчит.

— Напомни, сколько тебе лет? — неожиданно спрашивает Александр.

— Шестнадцать, — удивленно откликаюсь, уж в склерозе-то пилота подозревать явно преждевременно.

— Далеко пойдешь! Но я с тобой! — делает вывод мужчина, ставя точку в разговоре.

И вот пришел этот кошмарный день — первое сентября. Позади суета подбивания дел, переезда, временного устройства в квартире Ярцева-старшего. И теперь я стою в закрытом дворике-колодце гимназии и нервно курю. В переносном смысле, но я и по-настоящему в кои-то веки, не отказался бы. Вокруг меня дети! Дети! Очень много детей!!! И они смеются, перекрикиваются, жестикулируют, гогочут, а эхо многократно это все тиражирует, создавая невообразимое давление на мою несчастную, пошатнувшуюся за лето психику. И это мы еще пришли пораньше!

Рядом съежился Борис. До недавнего времени его круг общения ограничивался семьей и немногочисленным штатом учителей и тренеров, так что столкновение со школьной действительностью для гасителя оказалось тоже излишне впечатляющим. Хотя за этого кадра переживать не стоит: это поначалу он робеет и стесняется, а освоившись — становится обычным молодым человеком. Конечно, со своими тараканами, но кто из нас без них?

— Ага!!! — Сзади в бок под ребро втыкается тонкий, но очень острый палец.

Резко разворачиваюсь и чудом успеваю затормозить замах руки на отпрянувшую княжну Ямину-Задунайскую.

— Машка! Охреносовела?! — почти ору на старую знакомую. Совместно пережитое приключение нас немного сблизило, но мое обращение однозначно не вписывается ни в какие рамки. Спохватившись, начинаю извиняться:

— Мария Кирилловна! Маш! Прости, пожалуйста, а? Это от испуга, нервное… Честное слово, не хотел! Ну Маш! Прости-и! — тоном мыша из мультика про кота Леопольда тяну я, пытаясь загладить промах.

Не тут-то было. Машкин взгляд впивается в букет из громадных гладиолусов, купленный мною с утра первого сентября.

— Это… это что?.. Это мне?! Нам надо сделать перерыв?! Ты!.. Ты болван!!! — Развернувшись так, что кончик косы хлещет меня по лицу (это типа боевое умение такое?), девчонка уносится к стоящей чуть поодаль стайке подружек, явно подумав что-то не то.

— Я правильно понимаю, что это была та самая княжна Мария Кирилловна Ямина-Задунайская, с которой ты обещал меня познакомить? — сочась ехидством, спрашивает Борис.

— Какой перерыв?.. Ты хоть что-то понял? — все еще под впечатлением спрашиваю я.

— Гладиолусы!

Охренеть, какой информативный ответ: потому что гладиолус! Прямо родным чем-то повеяло!

— А для тупых?

— Букет из гладиолусов означает: «Давай сделаем перерыв».

— Ты серьезно?!

Приятель закатывает глаза:

— Ты хоть что-то из тех книжек, что я тебе купил, читал?

— Ну!..

— О боже; ты безнадежен!

— Так объясни! Хорош уже издеваться!

— Каждый цветок имеет значение, а конкретно гладиолусы — именно то, что я сказал!

— То есть Машка решила, что этот веник для нее и типа я с ней прощаюсь?

— Ну по всей видимости, да! Так что поздравляю, ты — болван!

Болван — это явно не то слово!

Вот с чем ассоциируется у миллионов людей первое сентября? С дождем, первоклашками и букетами цветов. В моем конкретном случае — мимо все три раза. Солнце светило и грело совсем не по-осеннему и не по-питерски, первоклашек в Первой гимназии отродясь не было — здесь учились только с четырнадцати лет, а цветы учителям на «день знаний» дарить было не принято! Вообще! Нигде! Дикие люди!!!