Светлым по темной - Ксения Чайкова Страница 43

— Ну кто тебя об этом просит, — поморщился искусник, патетично помахивая ложкой. Вот только глаза его как-то странно бегали по сторонам, словно стремясь спрятать от меня и всех окружающих какие-то недостойные светлого мысли, Я уловила его шальные взгляды и невольно нахмурилась. Неужели мои догадки верны, и в Сэлленэре затевается что-то нехорошее вроде очередной войны с Темной Империей?! — Ты, главное, ни во что не лезь, занимайся своим делом и не сильно интересничай — излишне любопытный нос отделяют от тела вместе с головой.

Я задумчиво покивала, признавая справедливость последнего суждения, и с любопытством покосилась на искусника. Что он имеет в виду, призывая никуда не лезть? Естественно, ни в какие политические и экономические преобразования я и не подумаю соваться, это не для умной девушки и не для темной искусницы — оставим державные игрища и всё с ними связанное мужчинам. Но все-таки?..

— Ах ты ж зараза! — внезапно дико взвыло над ухом. Я, впав в задумчивость и отрешившись от всего мира, нервно дернулась и чуть не опрокинулась носом в костер, заодно едва не обвалив туда же котелок с кашей. Торопливо оглянувшись, тут же узрела и причину, и источник шума: Айлайто — злой, красный, — патетично топая ногами, подпрыгивал под деревом и потрясал своим луком так, словно грозил самим небесам и богам, а Ненависть, стыдливо и лукаво щурясь, торопливо отползала от заходящегося в воплях остроухого блондинчика с длинными ресницами и миндалевидными малахитовыми глазами.

— Вы посмотрите — всю тетиву изжевала! — продолжал разоряться Айлайто, размахивая безнадежно испорченным оружием. Впрочем, кажется, луку больше навредили не Неночкины зубы, а музыкальные экзерсисы самого эльфа, продолжавшего терзать тетиву и во время дороги. Валерисэн тихо, виновато посвистывала, скромно отворачиваясь.

К источнику шума кинулись всем скопом, едва не повалив Айлайто, не ожидавшего от окружающих такой отзывчивости и сочувствия. Правда, в непосредственной близи от дерева, под которым разгорелся конфликт, мы все же разделились: светлые бросились к злобствующему эльфу, а я — к Ненависти.

— Не кричи, сейчас все поправим, — вздохнул искусник, раз за разом щелкая пальцами, словно пытаясь поймать какой-то замысловатый ритм, и пристально глядя на изуродованную жилу.

Айрэк и Инната, держась за руки, переводили глаза с изжеванной, висящей неаккуратными махрами тетивы на валерисэн и обратно. Они тоже высказывались, то и дело перебивая друг друга и полыхая трогательным единодушием:

— Это ж надо! Как хорошо, что этой твари лук попался, и она нам ноги отгрызать не стала! Кому рассказать — не поверят! Ужас, ужас! Подумать только, какому кровожадному чудищу мы показываем путь к нашей Светлой Школе?!

Я же, усевшись на землю, обняла Ненависть за гибкую шею и принялась наглаживать ее угольно-черную чешую на загривке:

— Милая моя, ты зубки не повредила? Ну как маленькая, честное слово! Если уж так проголодалась, то могла бы кого-нибудь из светлых надкусить, от них бы не убыло, а ты себе клычки бы не портила!

Айрэк, не веря своим ушам, широко распахнул глаза, как бы стремясь этим восполнить недостаток слуха, а Инната, возрадовавшись дивной возможности устроить очередную склоку, тут же заголосила:

— Нет, вы слышали?! Эта темная подбивает свою тварь есть нас!

Шерринар устало опустил пеки и слегка поморщился. Судя по едва заметно подрагивающим пальцам, искусник с удовольствием стукнул бы свою неугомонную ученицу. Но, увы, бить девушек — плохо, неэтично и вообще противоречит светлым принципам, поэтому ему пришлось ограничиться несколькими укоризненными взглядами, которые, впрочем, были правильно поняты: Инната поперхнулась своими криками и замолкла на полуслове. А потом, возобновив свои ламентации, уменьшила громкость и жаловалась уже узконаправленному адресату — своему женишку. Тот сочувственно кивал головой и тоже время от времени незаметно кривился.

Самое интересное, что жилу на луке Айлайто светлый искусник все-таки починил — какое-то неизвестное мне заклинание с легким хлопком возникло из ниоткуда, деловито растеклось по обрывкам тетивы и заставило их принять первоначальную форму. Эльф придирчиво осмотрел свое воскрешенное оружие, скептически приподнял брови и покачал головой, но видимых изъянов не нашел и забросил его в кусты. То есть, извините, не забросил, а положил. И не в кусты, а просто замаскировал, чтобы, если вдруг враги нападут, устроить им неприятный сюрприз.

А Шерринар (интересно, что это такое крупное в лесу издохло?!) простер свою любезность до того, что соизволил позаботиться о корме для Ненависти — одним небрежным щелчком пальцев он сбил с ветки какую-то крупную птицу с зеленовато-коричневым оперением и махнул рукой, приглашая меня забрать ужин для валерисэн. Я благодарно кивнула и взялась за поспешное ощипывание довольно тяжелой тушки. Не удержавшись, съехидничала:

— А как же ваши светлые принципы? Не убивать, и все такое?

— Так ведь эта птица все равно не жила бы вечно, — равнодушно пожал плечами Шерринар, возвращаясь к костру. — Днем раньше, днем позже — какая разница?!

Я только рот открыла и, не сказав ни слова, поспешила закрыть его вновь — к губам тут же начал прилипать легкий птичий пух, разносимый ветром во все стороны. Нет, я просто шалею с этого светлого умения выставить все так, будто они всегда правы! Послушать Шерринара, так он, можно казать, еще и облагодетельствовал несчастную птичку — а вдруг бы она завтра заразилась какой-нибудь болезнью и издохла в страшных судорогах? А так померла быстро и безболезненно. Изумительный талант оправдать свои любые, даже самые низкие, поступки!

Готовить светлый искусник, как я убедилась на собственном опыте, умел не слишком хорошо. Овсяная, и без того не слишком-то вкусная и любимая мною, каша его стараниями была превращена в нечто совсем уж несусветное. Как можно ухитриться довести кашу до такой степени несъедобности, что по стенкам она прилипла и обуглилась, а в середине оставалась полусырой — загадка, видимо, этому отдельно обучают в Светлой Школе магических искусств. Да еще и соли было многовато — влюбился Шерринар, что ли?! Только хорошее воспитание и привычка с уважением относиться к чужому труду, сколь бы гадостны ни были его плоды и последствия, не позволила мне забросить тарелку подальше в кусты и начать плеваться после дегустации светлой стряпни. Но остальные члены делегации поедали ее совершенно спокойно, во всяком случае, без видимого отвращения, чем навели меня на неопределенные, но весьма неприятные мысли: а вдруг в Светлой Империи подобная еда является совершенно нормальным блюдом, более того, привычным и излюбленным?! Вот ужас-то будет — я ж на таких харчах пять лет точно не протяну, помру после первого же месяца, ну, в крайнем случае, после второго! Да-а, похоже, вчерашним вечером меня не обделили, а облагодетельствовали, не угостив этим кошмаром, по какому-то недоразумению и недосмотру богов гордо именуемым пищей!

После ужина Шерринар плотно взялся за свои преподавательские обязанности и четким, хорошо поставленным лекторским голосом принялся объяснять ученичкам основы самолевитации, чем немало удивил и заинтриговал меня — в Темной Школе эту тему проходили на пятом курсе, когда школярам было по тринадцать, ну максимум четырнадцать лет. Но не по семнадцать же! Поздновато как-то их взялись учить летать! Неужели программы обучения Темной и Светлой Школ настолько отличаются?! Вот будет весело, когда я поднимусь на кафедру перед аудиторией, заполненной светлыми детишками, и начну объяснять то, что им лет через семь положено изучать будет!