День Дьявола - Андрей Плеханов Страница 43

– Не уверен. - Веларде говорил едва слышно. Он сделал попытку приподняться на локте. - Возможно, если бы я полежал пару часов, я бы смог медленно идти…

– Нам надо уходить немедленно! Сейчас здесь будет вся стража!

– Они уже там. - Веларде показал на дверь, почему-то запертую изнутри на засов. - Они ждут нас. Мы не выйдем отсюда живыми.

– Кто запер засов?

– Я. Я услышал, что они бегут.

– Почему они не ломают дверь?

– Они ждут. Они боятся вас. Я думаю, что тот, кто убежал отсюда, рассказал им про вас. Какой вы невероятный гигант. Они ждали. Они надеялись, что Альваро справится с вами. Теперь они увидели, что он мертв. Теперь они, конечно, попытаются войти. Но они боятся вас.

– Спасибо вам, Франсиско, - с чувством сказал я.

– За что?

– За то, что вы убили Мясника! Я не знал, что вЫ такой молодец. Что можете с ним справиться.

– Я не убивал его…

– А кто же это сделал?

– Вы.

– Я?!

– Вы выдернули нож. Это убило его. Разве вы не знаете, что нож нельзя выдергивать без лекаря? Сосуды открываются, и дух покидает тело.

– Конечно! - Я хлопнул себя рукой по лбу. - Идиот я!

В дверь уже начали ломиться. Сперва орали какую-то чушь вроде: «Откройте именем святой инквизиции!» А потом начали таранить дверь. Но я не спешил с действиями. Засов был железный, длиной метра в полтора, адверь крепкая, дубовая. Времени у нас еще было немало. Я просто хотел дать Франсиско время хоть немного прийти в себя.

– Козлы, - заметил я философски. - Святые задницы, гореть им в аду!

– Не богохульствуйте. - Веларде улыбнулся, если можно было назвать улыбкой эту болезненную гримасу лица с разорванным ртом. - Как вас зовут, сказочный богатырь?

– Мигель. Мигель Гомес. И вовсе я не богатырь. У нас много таких.

– Много? Из какой вы страны?

– Из Испании.

– Из Испании?! - Брови Франсиско удивленно поднялись. - Но у вас очень странный говор, я не всегда понимаю его. И выглядите вы очень необычно. Я почти никогда не видел огромных людей.

– Да какой я огромный? Это вы тут все карлики. - До меня начало доходить, в чем дело. - Наверное, это акселерация. Я читал где-то, что в Средние века люди были сантиметров на двадцать ниже обычного роста современного человека. А я - высокий даже для нашего времени.

– Акселерация? Средние века? Сан… сантиметров?… Как вы сказали? Я не знаю таких слов. - Веларде морщил лоб, пытаясь вспомнить. - Я ученый человек, лиценциат. Но мне непонятно. Простите…

– Какой сейчас год?

– Тысяча пятьсот шестидесятый от Рождества Господа нашего, Иисуса Христа. Пятнадцатое августа.

– Bay! - Я хлопнул ладонью по колену. - Это ж надо, куда меня закинуло! А я - из самого конца двадцатого века.

– Я же говорил - он демон! - раздался вдруг визг из угла. - Только демон может переходить во времени и бесчинствовать безнаказанно в святом месте! Он демон из ада, а то и сам Дьявол!

Я подскочил от неожиданности. И увидел у стены двух монахов, сидящих на стульях и связанных спина к спине. Я совсем забыл про них.

– А-а, господа инквизиторы! Я-то думал, что вы уже на том свете.

– Ты, исчадие адово! Сгинь, сгинь, пропади, наваждение лютое! - Толстый доминиканец попытался плюнуть мне в лицо, но во рту его было сухо. - Auditorium nostrum in nomine Domini…[ Помощь наша в имени Господа… (лат.)]

– Молись, молись, жирный святоша. Только знаешь, у меня для тебя плохая новость. У нас в аду для таких, как вы, инквизиторов-доминиканцев есть специальный зал пыток! Вы истязаете здесь, на земле, невиновных людей именем Божьим! Вы разрываете их кожу, терзаете плоть их огнем, подвешиваете их на дыбе и корчитесь от наслаждения, глядя, как жертвы ваши кричат от непереносимой боли! Вы вливаете им внутрь воду, пока не начинают рваться кишки, вы сдавливаете их пальцы в тисках и медленно крутите винты, вы протыкаете кожу иглами… Вы приговариваете их к костру, а сами ерзаете от нетерпения побежать и поскорее запустить ваши жадные персты в добро, конфискованное у несчастных! Золото - вот ваш единственный Бог! Так это?

– Нет, нет… - забормотал инквизитор. Глазки его бегали.

– Так ли это?! - заорал я и схватил его за глотку.

– Так! - Инквизитор задергал связанными ногами, выпучил глаза. - Так. Простите, милостивый сеньор Демон Из Ада, истинная правда, что так. Но я не самый сребролюбивый, клянусь… Я знаю многих из инквизиции, кто жаден, как сам Сатана! Я назову их немедленно…

– Заткнись, гнусный доносчик! - Я отпустил его горло. - Я не убью тебя сейчас, не хочу марать руки свои о такую кучу дерьма, как ты! Но помни: то, что свершаете вы, инквизиторы, на этом свете, есть самый наистрашнейший грех пред Богом! И муки ваши на том свете будут неописуемы и бесконечны! Не будет в них перерыва даже на Страшный суд, не увидите вы Чистилища, не будет вам надежды на прощение, ибо вам уготовлена прямая дорога в ад, на самое дно его, в самое пекло! Сам Дьявол разорвет ваше горло кривыми когтями своими, и назначены вам будут муки: за каждую иглу, загнанную под ноготь жертв ваших, вам острый кол да загнан будет; за каждую веревку, закрученную на Руке либо ноге, скручено все ваше тело будет тысячу Раз, подобно веревке; за каждого осужденного, сгоревшего на костре, будете гореть вы десять тысяч лет, и кричать в корчах, и не сможете вы задохнуться, и остаться в огне без чувств, ибо не отмерен будет срок мук ваших здовых…

Я замолчал. Наверное, я перестарался в своих описаниях. Потому что у ног монаха расплылась лужа мочи, а сам он сидел без сознания. Глаза его закатились под лоб, рот был открыт, и слюна текла на подбородок. Я обошел вокруг стола и посмотрел на второго доминиканца. Он тоже был в обмороке.

– Вот она, разящая сила слова. - Я взял скатерть со стола и накинул на инквизиторов. - Пусть посидят в темноте, подумают о своем поведении. Тем более, что их, кажется, скоро освободят.

Похоже было на то. Дверь с той стороны уже рубили топором. Это была на редкость прочная дверь. В наше время в нее просто бросили бы пару гранат, и она разлетелась бы на куски. Но здесь гранат не существовало, и дверь пока держалась.

Пока.

– Их освободят… - задумчиво произнес Франсиско. - Их освободят, а нас с вами сожгут на костре. Если мы, конечно, доживем до костра. Если же нас замучат до смерти и мы не доживем до аутодафе, что вполне вероятно, то нас сожгут in effigie [Посмертно (лат.).].

– Черта с два! Простите за богохульство. - Я вспомнил вдруг, что желательно предпринять какие-то действия, чтобы унести отсюда ноги. Я нагнулся, собрал с пола три оставшихся кинжала и вставил их в гнезда перевязи. Потом повернулся к Веларде.

– Как вы себя чувствуете, Франсиско?