Наследник - Михаил Ахманов Страница 42

– Ненадежно, босс… Мы никак не контролируем ситуацию.

– И я того же мнения, – кивнул Перфильев. – Опять же – как Толпыго нас учил? Спецназ деньги берет, но никогда не отдает. Думаю, обождать надо день-два, а там, глядишь, Сергеев чего-нибудь накопает.

– Значит, так и решили. Тем более, что время у нас еще есть. – Вымолвив это, Каргин повернулся к Флинту. – Скажите, Генри… честно скажите… мы оба – офицеры, и ни к чему нам друг друга обманывать… Вы связывались с Мэлори? Поздно вечером, ночью или сегодняшним утром?

Флинт с обидой отвесил губу.

– Это верно, шеф, что мы оба офицеры. А офицер через голову начальника ни к кому не обращается! Так?

– Так.

– Хотите, чтобы я слово дал?

– Не хочу. Просто… просто я должен был убедиться. Есть факты, которые я объяснить не могу. – Он положил руку на плечо Перфильева. – Ты сказал, меня какой-то знакомец ждет? Где?

– В офисе. Говорит, у светлого эмира свиделись, у славного сардара Чингиза Мамедовича.

– С поручением от него, что ли?

– Нет. По собственной инициативе явился, говорить с тобой желает. Точнее, с нами обоими.

– Ну, так пошли!

Каргин распахнул двери в офис, обежал глазами комнату и удивленно хмыкнул. Со стула поднялся мускулистый парень в джинсах и легкой рубашке, и хотя наряд его не походил на прежний и казался вполне современным, узнать парня не составляло труда. Телохранитель Таймазова! Лучший в Туране воин, верный, преданный человек, таймазовская тень…

Каргин изумился еще больше, когда мускулистый встал во фрунт, бросил ладонь к виску и четко, громко произнес:

– Сержант Булат Файхуддинов, спецподразделение «Стрела»! – А потом, понизив голос, добавил: – Возьмите к себе, товарищ капитан… возьмите, мочи моей больше нет…

* * *

Они сидели за столом, и Булат Файхуддинов, татарин из Прикаспийска, рассказывал историю своей жизни. Как призвали его в девяностом и отправили служить под Курск, в десантную дивизию, как осваивал воинскую науку, как били его «старики» в сортире, как прыгнул с парашютом в первый раз, как дослужился до первой лычки, а потом и до второй, и получил законное право почесать кулак о морды новобранцев, как попал он в Югославию с российским миротворческим отрядом, как заработал осколок под ребра и пулю в колено – еще чуть-чуть, и был бы инвалид! – как четыре месяца провалялся в Смоленском военном госпитале, как заново начал ходить, а когда бросил костыли, написал заявление на сверхсрочную, и взяли его, как способного и нюхнувшего пороха бойца, в «Стрелу». Правда, дальше учебной роты он не пошел, разогнали «Стрелу» в девяносто третьем, но научиться успел он многому и год провел в Москве, выносил забияк из разных кабаков и охранял какого-то важного депутата. Потом у депутата ему обрыдло, вернулся в Прикаспийск, на родину, и выяснил, что город после ликвидации военно-морской базы как полумертвый, ни работы нет, ни даже деловых, к которым стоит в охранники наняться – если, конечно, тех не считать, что наркотой промышляют. Уехал в Ата-Армут, дрался на рингах, где идут бои без правил, и после одного такого сражения Таймазов его и подобрал. Впечатлился тем, как Булат разделал одного могучего узбекского пахлавана! Теперь у Тайм-аута служит, третий год пошел, бабки – приличные, тоска – смертная… День сидишь за дверью кабинета, вечером – в закрытый клуб, тот же кабак-бордель, но для начальства, потом в коридор, к спальне, стоишь там, слушаешь, как пьяный Тайм на новой бабе пыхтит, а как отпыхтит и заснет, можно отдохнуть в комнате рядом или к себе уехать. С утра – все то же… ни личной жизни и вообще никакой… Одна радость, голодные бабы и девки выпрыгивают из эмирской спальни – пыхтеть-то он горазд, а толка чуть… Тоска! Ни чести, ни славы, ни настоящей драки и никакого морального удовлетворения…

– Ты почему эмира Тайм-аутом зовешь? – поинтересовался Каргин, дослушав историю до конца. – Созвучно с Таймазовым, что ли?

– Созвучно, – подтвердил Булат. – А еще до баб охоч, однако не по своим возможностям. В постели часто тайм-аут берет.

– Ну-ну… Значит, говоришь, в «Стреле» служил, в учебной роте? А командовал кто у вас?

– Капитан Нефедов. А всем учебным центром – майор… майор… фамилию вот не упомню, потешная такая…

– А ты, сержант, напрягись, вспомни, – посоветовал Перфильев.

– Толстиков или вроде Топтыгин… Нет, Толпыго! Он, Толпыго, товарищ капитан!

– Какой из себя?

– Большой, крупный, корпусом на медведя похож, а рожей – на гориллу. Силища в нем, мать!.. Ломы гнул, хочешь о шею согнет, хочешь о колено… Еще потрепаться любил… ну, изречения там всякие, пословицы да поговорки…

Каргин с Перфильевым переглянулись – парень, похоже не врал.

– Что говорил он, помнишь? Ну-ка, приведи примеры.

Булат расплылся в улыбке.

– Что-что, а этого не позабудешь! Честь отдают не морде, а погону, говорил! Сержант – лучший друг человека, говорил! Шнапс отдельно, патроны отдельно, говорил! А еще, на стрельбах, зимой, глотнет бывало из фляжки, прищурится и скажет: сироп от кашля, если не очень усердствовать, причиняет верность глазу и твердость руке!

– Все правильно, – молвил Каргин. – Правильно, но все же… – Он приподнял бровь и посмотрел на Перфильева.

– Все же придется доказать, что ты у нас не засланный казачок, – уточнил Влад. – Три года эмирчику служишь, под дверью сидишь, бабцов его трахаешь, деньги берешь… Так и так, он твой благодетель!

Смуглое лицо Булата потемнело.

– Обижаете, товарищ капитан!

– Не обижаю и обидеть не хочу. Ты в наше положение войди: что нам думать? То ли ты «стрелок»-сержант, свой до последнего патрона, то ли из эмирских холуев… Люди меняются, парень! А тут еще наших украли… И дело у нас тут щекотливое… Доказательства нужны!

– Доказательства… – повторил Булат. – Ну, будут сейчас доказательства!

Он наклонился, пошарил в сумке, что валялась у ног, и вытащил видеокассету.

– Вот!

– Что на ней? – спросил Каргин. – И откуда взял?

– Я знаю, какое у вас щекотливое дело, слышал вчера, о чем с Тайм-аутом толковали. Вот, втихаря переписал… Все не смог, опасно, запись большая, два часа с копейками… отрывки выбрал, кусочки, минут на десять. Это, товарищи капитаны, про «Шмель».

Каргин поднялся, подошел к магнитофону, сунул кассету в приемную щель, включил телевизор. Скалистые вершины качнулись на экране, над ними поплыли облака, потом под скалой возник ангар с распахнутыми воротами и в нем – три узких стреловидных корпуса. Крайняя машина покачнулась, приподнялась на метр-полтора, ринулась вперед, и изображение исчезло. Новый кадр: горный склон, пересеченная местность, каменные глыбы да утесы, чахлые кусты, редкие деревья, и под одним из них – танк, то ли макет, то ли настоящий Т-72. Откуда-то сбоку, из-за камней, тенью выскальзывает хищный силуэт, и тут же начинается канонада – бьют, похоже, из противотанковых пушек, гранатометов и ПТУРСами. По-серьезному бьют, не холостыми… Тень мечется вдоль склона вверх-вниз, стремительно огибая скалы и приближаясь к дереву с танком; разрывы снарядов не поспевают за ней. Потом – всплеск огня под кабиной, дымный след ракеты и фонтан яростного пламени: танк – в хлам, дерево – в обломки… Склон исчезает; теперь на экране колпак бетонного бункера, группа людей перед ним и замерший над травой стреловидный аппарат. Ток воздуха колышет траву. Колпак кабины сдвигается – видны голова человека в шлеме и его руки. Пилот спрыгивает на землю, снимает шлем. Его лицо крупным планом: серые холодные глаза, тонкие губы, тонкий хрящеватый нос. Черты вполне европейские.