У смерти твой голос - Екатерина Соболь Страница 42

Мы посидели молча. Почему-то мне захотелось плакать.

–А потом эксперимент повторили с людьми…– задумчиво продолжил папа.– Их не били током, но в остальном принципы были те же: те, кто не мог ничего контролировать, учились быть беспомощными и потом не могли справиться с заданием, выполнение которого зависело только от их усилий.– Он поймал мой взгляд.– Но вот что интересно: вгруппе беспомощных всегда находились те, кто отказывался сдаваться, как бы ученый ни пытался разуверить их в их собственных силах. На них это не действовало – их вера в себя была слишком сильна, и они справлялись с испытанием, хотя никто этого от них не ожидал. Люди отличаются от собак, Юн Хи. Не во всем, но хоть в чем-то.

Я всхлипнула. Мой папа-музыкант никогда в жизни не интересовался научными статьями об экспериментах на собаках. Почему-то эта мысль вызывала у меня необъяснимо острое чувство.

–Тебя просто научили быть беспомощной,– сказал он.– Но ты не такая.

Я только сейчас заметила, что он одет в коричневый костюм с галстуком, который обычно надевал только на выход. Куда он собрался? В последнее время он редко куда-либо ходил. От этих мыслей меня отвлекла мучительная боль в коленях – папа заставил меня встать и повел на кухню. Вынул из холодильника рис и закуски к нему, заставил выпить воды.

–Позвонит он или нет, ты на это повлиять не можешь.– Папа заколебался, будто никак не мог решить, говорить или нет, и в конце концов сказал:– А он не позвонит. Я знаю его.

Все-таки знает… Я туманно посмотрела на отца. Какие-то тайны скользили под поверхностью нашего разговора, неспешно, как карпы, и догадаться, что они там, можно было только по едва заметному движению под водой.

–Дождись полуночи и перестань ждать, Юн Хи. Живи дальше и забудь о нем. Завтра начни жизнь с новой страницы – она в твоей власти. А сегодня позволь сказать тебе то, что каждый отец хоть раз должен сказать дочери. Этот парень тебе не подходит.

От своего доброго и понимающего отца я такого не ожидала.

–Я его люблю.

–Он тебя разочарует.– Папа взглянул на часы и встал. Снова сел и в упор посмотрел на меня:– Нет, не могу так уйти. Хочу тебе еще кое-что сказать, пока я здесь. Это не по правилам, но в этот раз правила все равно полетели к черту.

–Правила чего?

–Юн Хи… Предсказание мамы… Она его выдумала.

У меня перехватило горло.

–Что?– очень собранным, спокойным голосом спросила я.

–Мама сказала тебе, что ты умрешь, если полюбишь до тридцати. Она это выдумала.

–Ты чего, пап? Это бред, она не могла такое выдумать.

Но он смотрел таким всезнающим взглядом, что крохотная часть моего мозга поверила в первую же секунду.

–Никто не может знать будущее,– сказал папа.

Я уцепилась за эту мысль, как падающий альпинист – за страховочный трос.

–Ха! А она знала. Когда я была маленькой, еще до этого всего, она несколько раз говорила мне, что будет, со стопроцентной точностью.

Папа тихо вздохнул:

–Она читала твой дневник. Помнишь, ты в детстве про все свои переживания писала в тетрадках с красивой обложкой? Мама читала их все. Она просто знала все твои секреты, поэтому ей легко было сделать прогнозы, которые тебя впечатлят.

Он сказал это ровным тоном, не осуждая, не возмущаясь. Я в ужасе смотрела на него.

–Но… зачем?

–Потом сама ее спросишь. Мне пора идти.

–Ты где-то выступаешь сегодня?– Он не ответил, и я жалобно спросила:– Пап, ты же пошутил про маму, да? Просто хочешь меня подбодрить. Она же не могла мне всю жизнь врать?

–Поверь, тебе не грозила никакая особая опасность. Люди не могут знать, когда умрут. Это известно только судьбе. Но вот сейчас ты в опасности, и ее надо переждать. Просто телефон для этого гипнотизировать не обязательно. Посмотри телик, съешь что-нибудь вкусное. Ну все, побежал. Меня ждут.

Он ласково провел рукой по моим волосам и вышел из комнаты. Я осталась сидеть как громом пораженная. Невозможно. Но… Я без сил откинулась на спинку стула. Серьезно?! Сердце у меня разрывалось от горя, но тревога заЧон Мина хоть немного отвлекала от этой жуткой тоски – если бы не он, я бы, наверное, рыдала, упав на пол, но, что бы там ни говорил папа, Чон Мин стоил того, чтобы за него бороться.

Папа посоветовал мне не быть беспомощной, а потом сам же велел смириться с тем, что Чон Мин не позвонит. Да откуда ему знать?! Нет уж, буду бороться за то, что для меня важнее всего.

Я переоделась в свежую футболку, накрасила губы. Под вечер погода разгулялась, персиковый вечерний свет полосами ложился на пол. Куда поехать первым делом? В участок? Да, начну с этого – может, Чон Мин просто сидит и работает, а я зря волнуюсь. О маминой лжи я потом погорюю, сейчас есть дело поважнее. Я вызвала такси, натянула свой лучший белый пиджак и тут услышала шорох. Я медленно обернулась. Только что мне казалось, что нет места безопаснее, чем дом, но, похоже, я ошибалась.

В горле встал ком, руки похолодели. Страх навалился на меня с такой силой, что захотелось кричать, и в то же время я чувствовала, что ни звука не смогу выдавить.

В дверях моей комнаты стоял человек в ханбоке, шляпе кат и деревянной маске Янг-Бана, тот самый, что душил меня в отеле. Тогда его что-то спугнуло, но теперь, видимо, он пришел закончить начатое. Он что, прятался в саду, дожидаясь, пока уйдет мой отец?

Он убьет меня. Мне конец, тут ничего не поделать. Один раз мне повезло, но второй… Я отчаянно попыталась уцепиться хоть за что-то, что позволит не утонуть в пучине животного страха, и вдруг, как ни странно, смогла уцепиться за злость. Если человек в маске сейчас убьет меня, я больше не увижу Чон Мина, а это хуже, чем смерть.

Каждой стихии в бацзы соответствует своя эмоция, и древесная стихия – это гнев. Я не давала своему гневу воли много лет, но теперь он вспыхнул, как дрова в костре. Мамин поступок был искрой, из которой разгорелось это пламя, и сейчас любой, кто помешает мне добраться доЧон Мина, получит в ответ только ярость. Больше никакой покорности – что она принесла мне? Буду сражаться до последнего.

Я сама шагнула ему навстречу, прихватив с полки тяжелый том Хо ТэМина. Сейчас начало девятого – все еще не его время. Убийца что, часы потерял? Звать на помощь сейчас не имело смысла – родителей нет дома, а сад у нас огромный, соседи ничего не услышат.

Но если нет никакой судьбы, которая повелевает мне умереть за мой проступок, значит, исход нашего поединка не предрешен.

Янг-Бан спокойно стоял, сложив руки на животе. Потом сделал неспешный приглашающий жест в сторону двери. Широкий рукав ханбока красиво расправился в воздухе. Так и тянуло зачарованно пойти за ним, но я не сделала ни шагу.

–Что тебе надо?– отрезала я, стоя в трех шагах от него.

Янг-Бан еще постоял в приглашающей позе, но, поняв, что это не возымело действия, подошел, взял меня за запястье и потащил за собой. Во второй руке у меня по-прежнему была книга, и я врезала ею ему по маске, но он в последнюю секунду ловко увернулся и выкрутил мне запястье. Потом отбросил книгу и потянул меня на улицу.