Дети грозы. Книга 3. Зови меня Смерть - Мика Ртуть Страница 42

Вспышка Света и Тьмы прошила Дайма — больно, до слез. На миг ему показалось, что стоящий на коленях перед креслом кронпринца Роне — не тот яркий, живой, немножко сумасшедший шер, к которому Дайм уже успел привыкнуть, а такой же полудохлый голем, как лейтенант Диен. Без собственных желаний, без воли, без способности радоваться или грустить.

Проклятье. Нет уж, Люкресу не удастся сотворить такое с Роне, хотя ему, без сомнения, хочется. Он же так настойчиво выпрашивал у императора хоть одного голема в личное пользование, что тот отдал Диена. Правда, временно и скорее как надзирателя, чем раба…

Проклятье. Только бы Люкрес не вздумал экспериментировать с клятвами прямо сейчас!

— Прекрасно, прекрасно, друг мой, — просиял Люкрес. — А теперь возьми это стекло… Дамиен, еще бокал. Пустой.

Бросив на Роне взгляд, полный неудачно скрываемого злорадства (а на самом деле — облегчения от того, что попытка сделать из Роне голема откладывается), Дайм подал Люкресу широкий бокал.

— Нет, сам его подставишь. А ты, мой темный шер, режь руку. Вдоль. И позаботься, чтобы кровь не сворачивалась.

— Как вам будет угодно, сир.

Наконец-то в голосе и в ауре Бастерхази заполыхали эмоции: страх, бессильная злость и… проклятье, возбуждение-то зачем? На что он провоцирует Люкреса, разве не видит, что кронпринцу после смерти Саламандры все больше продувает чердак?

«Бастерхази, не заигрывайся».

«Раньше начнется — раньше закончится. Не волнуйся, твоему брату далеко до Паука».

Проклиная и Паука, и сходящего с ума Люкреса, и невозмутимо наблюдающего за всем этим безобразием лейтенанта Диена, Дайм подставил бокал под струю крови, хлынувшую из руки Роне. Ему стоило изрядного труда не забыть, что для Люкреса они с Роне — заклятые враги, и его болью следует наслаждаться.

«А ты не притворяйся, мой светлый шер. Наслаждайся. Я делаю это для тебя и Шуалейды, — коснулся его мысленный шепот Роне, и огненная тьма всего на миг обняла его. — Я доверяю тебе».

Дайма обдало горячей волной неги, на мгновение показалось, что Роне касается его обнаженной кожей… И что на них смотрит не Люкрес, а Шуалейда. Так же, как смотрела прошлой ночью.

Кровь уже переливалась через край бокала и пачкала ковер, но Люкрес не приказывал остановиться.

— Посмотри мне в глаза, Бастерхази, — велел он.

— Да, сир, — поднял голову Роне.

— Ты не просишь о милости?

— Если вам будет угодно, сир. — В его тоне прозвучала надежда, почти просьба.

— Ха, мне это нравится! — развеселился Люкрес. — Вот как нужно обучать темных шеров, а, Дамиен? Моя дорогая невеста тоже научится… о да… Довольно, Бастерхази. Твоя кровь слишком дорога, чтобы лить ее на ковер. Дай.

Дайм подал Люкресу полный бокал, краем глаза отметив: рана на руке Бастерхази так и осталась открытой, только кровь остановилась. И сам он немного побледнел. Ладно. Потерять пару бокалов крови — мелочи. Роне это не повредит.

А вот пить кровь темного шера — это уже не мелочи. Это уже серьезный симптом. Зря Дайм обращал так мало внимания на то, чему учила Люкреса Саламандра. Похоже, дело зашло куда дальше, чем ему казалось, и в спальне они занимались далеко не только любовью. Надо будет проверить на лояльность всех приставленных к Люкресу агентов. Потом.

Люкрес тем временем выпил все, до последней капли. Его аура заметно помутнела, в ней появились огненные прожилки. Выглядело это… да хуже, чем жрущий упырь, это выглядело. Светлый шер не должен делать такого, это противно природе. Но говорить об этом Люкресу бесполезно.

Полезно было бы добить его немедленно, потому что у него уже все шансы переродиться в нежить, вот только император этого не одобрит. А главное — этого не позволит сделать лейтенант Диен. Жаль. Очень жаль. Это решило бы разом большую часть проблем.

— Ну-с… друзья мои… — На сытого Люкреса напало благодушие. — Что ты стоишь как пень, Дамиен? Помоги темному шеру, видишь, он ранен. Ты же целитель.

— Благодарю, сир, — опять склонил голову Бастерхази.

Его аура тоже изменилась, немного сжалась и побледнела. Очень правдоподобно сжалась и побледнела. Если бы Дайм не видел ее настоящую, сам бы поверил, что этот бокал крови — серьезная потеря.

Дайм же провел рукой над глубокой и длинной раной, сращивая поврежденные сосуды и мышцы…

— Стой, — тут же прервал его Люкрес. — Ну кто так делает, кто так делает, Дамиен! Моего дорогого друга Бастерхази ты мог бы лечить, как полагается.

— И как же полагается? — переспросил Дайм, уже предчувствуя очередную гадость, слишком уж Люкрес выглядел довольным.

— Языком, как еще. Давай, не стесняйся. — Люкрес и сам не постеснялся податься вперед и потянуть Дайм за рукав, чтобы он тоже опустился на колени. — Не пропадать же крови… о, сколько пролилось…

На этот раз Люкрес ничего не приказывал. Он сам собрал кровь с ковра в бокал — на это его ворованного дара вполне хватило — и потянул Дайму.

— Пей, брат мой. Я уверен, это скрепит вашу дружбу.

— Несомненно, скрепит, — кивнул Дайм, принимая бокал.

«Прости, Роне».

«Я сам ввязался в историю, мой свет, — опять раздался в его голове наполненный отзвуками пламени шепот. — Выпей за нашу дружбу».

«Ты сумасшедший Хиссов сын, Роне, — так же мысленно откликнулся Дайм и пригубил кровь. Обжигающую, словно пламя из Бездны, и сладкую, словно поцелуй любви. — Я… я благодарен Двуединым за тебя».

— Ах, как трогательно! Как мило! — Люкрес, наблюдающий за ними, жадно раздул ноздри и захлопал в ладоши. — Но перестань же смотреть на Дамиена такой букой, Бастерхази. Вы оба — мои друзья, а значит должны дружить! Не просто дружить, вы должны любить друг друга, как повелели Двуединые. Ты чтишь заветы Двуединых, Дамиен?

— Чту, сир, — с некоторым трудом ответил Дайм: от крови Роне, от ощущения разлившейся по венам божественной тьмы в голове шумело, и во всем теле образовалась жаркая легкость.

— Прекрасно, прекрасно! — Люкрес похлопал Дайма по плечу. — А ты, Бастерхази?

— Всем сердцем, сир, — ответил Роне, и его голос влился в полыхающий в Дайме пожар.

— Ну и чего ты ждешь, Дамиен? Твой друг ранен. Лечи. Ты же хочешь, чтобы ему было хорошо, я вижу.

— Руку, мой темный шер, — сказал Дайм и, взяв раненое предплечье обеими руками, коснулся губами окровавленной кожи.

От Роне полыхнуло такой волной бессильной ярости, что Дайм вздрогнул от правдоподобности ощущений. А Люкрес засмеялся.

— Ай-ай, шер Бастерхази. Не делай такое лицо, словно тебе не нравится.

— Простите, сир… — сквозь зубы процедил Роне и попытался отодвинуться от Дайма.

— Стоять, — тут же велел Люкрес и, подавшись вперед и жадно подрагивая ноздрями, сам провел ладонью по скуле Роне. — Я хочу, чтобы тебе нравилось, Бастерхази. Не сопротивляйся, я приказываю!