Корона Тафелона - Наталья Авербух Страница 41

— Вперёд наука будет — спорить со мной, — ухмыльнулся Виль. — А ты, Увар, не смотри так на меня. Этому князю не надо принимать у себя гостей, чтобы узнать, о чём мы думаем.

* * *

Врени понимала, что внутрь шатра Увар её не пустит. Но… полотняные стены не скрывают голосов, а на остальных наёмников её дар — всегда казаться уместной — отлично действовал. Цирюльница подождала, пока Увар и Медный Паук зайдут в шатёр, и села снаружи чуть поодаль. Их силуэты были хорошо видны: мужчины разожгли жаровню.

— Что? — раздался тихий голос убийцы. — Это вам в походе пить нельзя, а мне всё можно. Ты б видел этого…

— Зачем ты туда полез? — спросил Увар.

— Да я думаю, вдруг пустят? Зайду, посмотрю, хорошо ли они вашу цацку охраняют.

— Ты же говорил, у вампира нельзя украсть.

— У вампира нельзя. Так он же там не век сидит. Посидит-посидит — и полетать отправится. Вон, подружка-то нашей Маглейн, она вечно куда-нибудь да летает. Визгу-то, визгу!

— Какая подружка? — раздражённо спросил Увар.

— Вот те на, — удивился Паук. — А мальчишка ваш сказал, что вы её подстрелили случаем.

— Госпожа Вейма?

— Какая она госпожа, — засмеялся прозревший. — Её Серый как рабыню у кровососов выкупил. А туда же, госпожа! Видал, в шелках ходит. А сама с оборотнем… подстилка шавки блохастой, а туда же. Стелется перед ним.

Медный Паук в подробностях высказал своё мнение о личной жизни госпожи Веймы. От этого мнения покраснели бы даже лошади.

— Все они, кровососы… — закончил он свою речь ругательством. — И этот такой же.

— Так ты его видел?

— Не-а, — лениво отозвался убийца. — Не соизволил его кровосошество показаться. Послушай, Увар, я готов шапку заложить, что у тебя есть с собой доброе риканское. А то кислятина, которую мне добыла Маглейн, уже закончилась.

Увар выругался.

— Почему тебя пустили?

— А я сказал, будто у меня срочное дело к его сиятельству. Пара намёков — и готово.

— И тебя не попытались задержать?

— Это было немного посложнее, — засмеялся Медный Паук. Послышался звук, с которым вино льётся в чашу. — Брось, Увар, с чего бы мне раскрывать тебе свои секреты?

— С того, что ты в моём отряде, — отозвался наёмник.

— Я обещал тебя научить, как достать цацку, если ты будешь меня слушаться, — напомнил убийца. — А в отряд к тебе не нанимался. Брось, Увар. Ну, убьёшь ты меня. Думаешь, кровососу кто-то помешает прочитать ваши мысли? Ты знаешь, как они это делают? Подружку-то сестрицы своей в деле не видал?

Увар не ответил, а Врени поёжилась. Она-то видала «госпожу Вейму» в деле. Кем бы вампирша не приходилась Серому — женой или рабыней, она могла даже днём зачаровать двоих человек, погрузив одного в сон, а другого заставив повиноваться. Что же мог князь, пьющий человеческую кровь в самом центре своих владений?

— Маглейн опять же… с ума ведь сходит баба. Её за руку не удержишь, она на людей бросаться будет. А то ещё похуже. Думаешь, почему она за водой не ходит, кашу не варит? Думаешь, ручки замарать боится? Она в деревне работы-то не гнушается. А здесь я у неё яд из рукава три раза вытряхивал. Хочешь связать её и возить до самого дома связанной? Она своего барона прирежет, едва наедине останется.

— Ты говорил…

— Ну, говорил. Найдём колдуна — и будет наша Маглейн как новенькая. Так колдуна ещё найти надо.

Увар снова не ответил. Ну да. Не могут же они на чужой земле броситься искать колдуна, не получив на это позволения хозяина.

— Брось попусту языком молоть, — наконец произнёс наёмник. — Говори дело.

— Так я дело-то и говорю. Ты меня сбиваешь. Я с ними заговорил. Сперва по-тафелонски, потом по-нагбарски, потом по-тернски. На тернском они закивали и знаками показали, чтобы я стоял рядом. Потом пришёл господинчик, весь в чёрном, будто гробовщик, только одежда-то из бархата, такую украшать — только портить, спросил меня по-тернски, кто я такой и что я тут делаю. Из ворот выходить не стал, вот вы его и не видали. Я и сказал, мол, к князю у меня поручение есть. Он меня и впустил. С ним ещё стражник был, так этот стражник с меня глаз не спускал.

— И что ты на этом выиграл?

— О, мы неплохо поболтали с тем господинчиком. Тернское у них неплохое. Кормёжка, опять же, не как у вас. Повара-то княжьи.

— И он стал с тобой беседовать?

— Так я ему сказал, что у меня вести с рынка рабов в Физанте. Маглейн тут говорила, мол, князь их давно дожидается. Представь, он ловит людей, дурманит их и продаёт за хорошую цену — целыми и невредимыми, они ещё и не сопротивляются, пока дурман не развеется. А пока священный поход был, цены упали. Он, конечно, скупил кого хотел, ему же тоже люди нужны, и дёшево получил, да только потерял больше, чем приобрёл. Теперь вот ждёт, когда всё успокоится и рабы опять станут в цене.

— Откуда ты всё это знаешь?

— Да уж знаю, Увар. Ты лучше послушай, о чём меня господинчик-то тот спрашивал.

— Хочешь рассказать, за сколько ты нас продал?

— А при чём тут вы, Увар? Господинчик про Итнию ^[16] спрашивал. Из Терны-то сюда в обход Итнии не попасть. Говорят, там нашёлся правнучатый племянник сестры Старого Дюка, так он бы не прочь сам Тафелон возглавить. Как ты думаешь, а, Увар, князь-то не знает ли, чья у него цацка валяется? Видел я как-то, как подружка твоей сестрицы монету обнюхала и сразу рассказала, кто её кому заплатил и за что отдал.

— Откуда ты это знаешь? — снова спросил Увар.

— Ремесло у меня такое, — напоказ вздохнул Паук. — Налей-ка мне ещё риканского да прогони Большеногую, хватит с неё и того, что успела подслушать.

Врени выругалась и поспешила уйти.