Цена Империи - Светлана Уласевич Страница 41

— Убить?

Я вновь призвал пустоту. Единственное оружие, которое может убить демиурга. Точнее, конечно, не оружие. Будь это оружием, хоть каким сложным и могущественным, я давным-давно был бы мертв. Ну или нейтрализован каким-нибудь иным способом. У Эльги вполне хватает могущественных родственников, которые, несомненно, не пожалели бы сил, чтобы избавить любимую дочку-внучку-племянницу от опасных для нее последствий «небольшой ошибки». Точнее, даже не ошибки, а неуместного рвения.

Однако пустота вовсе не была оружием. Она просто была. Возникнув в моей душе на месте вырванных с корнем и использованных для строительства этого мира чувств, она самим своим существованием заставляла относиться к требованиям «ничтожного человека» с максимальным уважением и осторожностью.

Собственно, явление, которое я называю пустотой, было известно демиургам и раньше и имело длинное, непроизносимое для человеческого горла название. Впрочем, какая разница, как называть. Пустота она и есть пустота. Она возникает каждый раз, когда демиург, увлекшись и позабыв об осторожности, возьмет у человека больше «строительного материала», чем остается самому донору.

При чем здесь человек? А тут все просто. Создатели миров, демиурги, отнюдь не всемогущи. Точнее, в пределах своего уже созданного мира они действительно почти всесильны. Но это если мир уже создан. Однако в том-то и состоит проблема. Мир без чувств мертв. А отдать собственные чувства невозможно. Точнее, возможно, но это смерть для создающего. Полная, окончательная смерть. Демиург, создающий мир в одиночку, просто растворяется в нем, отдав самого себя. Не могут они создавать миры и объединившись. Впускать кого бы то ни было в свою душу? Позволить кому-то отрезать кусочки своих чувств ради создания его мира? Надолго стать бесчувственным калекой, лишившись возможности создания своего мира, своего единственного шанса на вечность?

Каждый демиург может создать лишь один-единственный мир. Это их цель, их судьба, и даже ради самого родного, самого близкого, самого любимого отказаться от этого они не могут. И потому подобное самопожертвование не для них. Да и, если допустить невозможное, слишком блеклы, слишком слабы их чувства, чтобы, даже вычерпав душу напарника до самого донышка, кому-нибудь удалось построить хороший, качественный, живой мир.

И потому они используют другой путь. И служат им для этой цели смертные. Особенно люди. Почему-то именно у нас наиболее ярки и сильны так необходимые демиургам эмоции. Как это выглядит? Все очень просто. Когда тебе всего семнадцать, в твоей душе бушует буря эмоций и мечтаний, влюбленность в прекрасную как мечта девушку — это естественно. Влюбленность легко перерастает в любовь, ведь быть идеалом для подростка совсем нетрудно, особенно если его мысли для тебя — открытая книга. А уж новость о том, что твоя любовь не человек, и подкрепленный парой-тройкой небольших чудес рассказ об истинной природе твоей возлюбленной способны и вовсе «сорвать крышу» у впечатлительного, зачитывающегося книгами в жанре фэнтези юноши.

Так что предложение помочь в создании нового мира, мира, где ты будешь одним из двух его владельцев и создателей, где твое могущество будет ограничено одной лишь твоей фантазией, мира, где ты будешь вечно править вместе с той, в которую без памяти влюблен, — такое предложение просто не может встретить отказ. А «честное» предупреждение о том, что подобное строительство отнюдь не безболезненно и что «вдыхать жизнь» в этот мир ты будешь собственными чувствами, собственной любовью, — такие предупреждения от веку оставлялись влюбленными без должного внимания. Зря, между прочим. Очень зря.

Самое смешное, что Эльга не солгала ни в едином слове. Все обещанное я и впрямь получил в самом полном объеме. Вот только недоговоренность… Она хуже, много хуже самого подлого и жестокого обмана.

Мир? Мир — вот он. Я и впрямь один из двух его богов — именно так называют демиурга и его помощника после того, как мир сотворен. Кажется, кто-то из жителей мне даже поклоняется… По крайней мере, не так давно Эльга зачем-то показывала мне какую-то пышную церемонию с моими изображениями в главной роли.

Могущество, ограниченное только моей фантазией? Так и есть. Без вопросов. Уверен, Эльга будет просто счастлива выполнить любое мое пожелание, каким бы оно ни было. Это если даже не считать за могущество заполняющую меня пустоту, способную своим прикосновением уничтожить что и кого угодно. Вот только ни особых фантазий, ни желаний у меня теперь нет. То, что у меня от этих чувств осталось, легко выполнимо при помощи обычных человеческих сил.

Вечно править? Я уже устал отказываться от постоянно навязываемых Эльгой вечной юности и бессмертия. Правда, и тут она смогла выкрутиться. Я проживаю обычную человеческую жизнь. Но мое время течет с иной скоростью, нежели время обитателей этого мира.

Я не знаю, как она это сделала. Наверно, просто очередное чудо из тех, что доступны демиургам в созданных ими мирах. Не так давно это заинтересовало меня, пробив корку равнодушия, покрывшую сердце, и я даже попробовал разобраться. Для меня время течет обычно. Осень сменяет лето, затем наступает зима, затем начинается капель весны… Все как положено, и я не вижу подвоха. При желании я легко могу пообщаться с любым из населяющих наш мир разумных существ, и то время, пока мы общаемся, бежит для нас с одинаковой скоростью. Но за два прошедших здесь для меня года у наших созданий миновало уже двадцать тысяч лет.

Впрочем, неважно. Важна лишь причина, по которой меня не выбросили, как отработанный материал, по завершении строительства этого мира. Причина, по которой Эльга и ее сородичи старательно опекают и лечат людей, оплативших своими душами создание новых миров. А причина эта проста: пустота. Та самая пустота, что приходит в души отдавших свои чувства людей. Она стремится заполниться, забрать назад то, что было исторгнуто из нее, и остановить ее можем лишь мы, пустые оболочки некогда полноценных людей. Ведь если пустота наших душ вырвется или будет выпущена — мир, созданный из того, что некогда ее наполняло, погибнет. А гибель своего мира — это самое страшное, что может произойти с демиургом. Впрочем, демиург погибнет тоже. Пустота — она жадная. Если, конечно, можно приписывать это чувство полному отсутствию всех и всяческих чувств. Моя смерть, или потеря сознания, или даже сон — все это немедленно освободит пустоту. И смерть Эльги, да и не только ее, станет неминуема. Хотя способность уставать, нужду во сне я утратил тоже…

Впрочем, обычно все отнюдь не так страшно. Демиурги создали множество миров и продолжают создавать их и дальше, а катастроф с прорывами пустоты было не так уж и много. Пустоту можно заполнить. Достаточно просто во время создания мира не брать все, не вычерпывать колодец души донора до последней капли, и тогда рано или поздно он заполнится снова. От остатков срезанных чувств прорастут новые ветви, вначале тонкими ощущениями, затем все более и более разрастаясь, они заполнят опасную пустоту и восстановят душу.

Особенно хороша для этого любовь. Когда человек чувствует, что его глубоко и искренне любят, ответная любовь растет быстро, вскоре заполняя собой практически всю душу. Вот почему именно это чувство во время создания нового мира берегут особенно тщательно, стараясь использовать как можно меньше и реже, оставляя человеку максимум возможного «на развод». Любовь — хорошее спасение от пустоты. Жаль, что это не мой случай.