Седьмое правило академии Левендалль - Ульяна Гринь Страница 41

— У профессора Стрица и его сына, Вальтера.

— Опальный род, — произнес Даниель, отпустив меня.

— Ты сделал мне больно, — я потерла пальцами плечо, и он мотнул головой:

— Прости. Все это очень странно. Очень…

— Чем же?

— Детка, я видел подобное на старинных гравюрах в книгах, которым больше двух тысяч лет! Золотое сияние, исходившее от мага, пламя в глазах. Все это связано с Источником! Понимаешь?

— Я понимаю только то, что мне страшно, — пожаловалась. Даниель фыркнул:

— Ты трусиха! Пошли!

— Куда?

— Увидишь.

Он потянул меня за руку с балкона по ступенькам, которые вели прямо в парк. Мимо высоких факелов, мимо скамеечек и цветов с закрывшимися на ночь бутонами, мы прошли по скрипящему щебню дорожки к простенькому белому фонтанчику, журчание которого было похоже на щебет утренних птичек. Мановением руки Даниель создал из ничего и подвесил в воздухе несколько светящихся сфер, потом пригласил меня присесть на бортик.

— Как это красиво, — восхитилась я. — Зачем ты привел меня сюда?

— Хочу сделать тебе предложение! — ответил он, но не выдержал и рассмеялся: — Я пошутил! Это фонтан Желаний. Многие отдали бы полжизни, чтобы опустить в него руку и узнать свое предназначение. Так что. Пользуйся возможностью.

— Нет, спасибо.

— Прости, я не понял. Ты отказалась?

Даниель выглядел удивленным. А я улыбнулась ему:

— Я выросла при монастыре и всю жизнь читала священные тексты. Только Спаситель и Скорбящая знают наше предназначение, а нам его знать не стоит.

— Разве ты не хочешь увидеть свое будущее? Не хочешь узнать, какой станешь через годы? Не хочешь понять, какой путь тебе приготовлен?

Я присела рядом и провела ладонью над прозрачной, колеблющейся водой фонтана. Конечно, хочу, разве я дурочка? Но не буду. Не буду. И сказала Даниелю:

— Разве не интереснее пройти этот путь самостоятельно и в его конце оглянуться с гордостью и грустью?

Он смотрел на меня так, будто увидел в первый раз. Будто никогда раньше не замечал, а теперь вдруг рассмотрел. И в темных радужках прыгали радостные искры — Даниель смеялся.

На моей памяти ты первая молодая девица, которая отказалась от такого предложения!

— А ты делал такое предложение многим молодым девицам?

— Не счесть, — фыркнул он, и это задело меня. Вот уж не думала… Да, мы целовались, но я хотела оттолкнуть его, честное слово, хотела! Я ждала весточки от Рохана, ведь он должен был быть поговорить с императором о нашей свадьбе!

Вспомнив об этом, я отодвинулась от Даниеля и оглянулась на деревья парка:

— Быть может, мне лучше вернуться во дворец? Или в академию? Там я буду в безопасности.

— Глупости, — отрезал он. — В безопасности ты будешь только в резиденции Велконти. Здесь столько магической защиты, что императорскому дворцу и не снилось. А уж тем более академии.

— Это неприлично, — пробормотала я.

— Не все ли равно, Адриана? Приличия меркнут перед тайной, которую ты представляешь из себя, детка!

Я почесала руку и нервно ответила:

— Тогда пойдем внутрь, в твоем саду слишком зябко.

Он окинул меня прищуренным взглядом и кивнул:

— Могу предложить библиотеку. Заодно можно поискать гравюры с сиянием, тебе это интересно?

— Конечно! — мое воодушевление было почти настоящим. Если бы не зуд в руке.

Почесав ее еще раз, я встала, и Даниель последовал за мной, подхватив под локоть:

— В нашем парке тоже есть вход в безвременье, быть может, это его ты чуешь? Детка, а давай я поцелую тебя еще раз, я не успел почувствовать, какие мертвецы говорят в твоей голове! Кстати, а что они говорят? Я плохо расслышал, был занят.

— Боже, господин Велконти! Неужели ты настолько беззаботен, что важнее всего в этот момент целоваться?!

— Госпожа Камли, — рассмеялся Даниель, привлекая меня к себе, — когда рядом такая прелестная девица, мысли мужчины только о поцелуях!

— Ты невыносим, — простонала я.

— Ничего страшного, ты привыкнешь!

Мы вошли в холл первого этажа — огромный, как самая большая аудитория в академии,

— и я поежилась, почесывая запястья одно о другое. Как Велконти умудряются протопить все здание зимой? Я завертела головой во все стороны, с восторгом оглядывая картины на стенах и великолепные веллимерские скульптуры в простенках. Роскошная мебель с позолотой, портьеры с красивыми драпировками, лепнина и колонны. Действительно, как говорил Вальтер, очень могущественный род, раз такой богатый!

Но в библиотеке я просто потеряла дар речи. Когда мы вошли, прямо напротив двери горел камин, но не обычным пламенем, не оранжевым, а магическим — холодным и голубоватым. По левую руку в бесчисленных шкафах из массивного дерева стояли книги. По правую — в ячейках стеллажей лежали рукописи и свитки. И запах… Чудный, вкусный, ни с чем не сравнимый запах старинной бумаги, старинных чернил, кожи обложек и сургучных печатей.

— Боже. Я останусь тут навсегда! — прошептала я, обводя помещение восхищенным взглядом. Даниель хмыкнул за спиной:

— Распоряжусь, пожалуй, принести сюда еду и напитки.

— Да-да, — рассеянно ответила и указала на свитки: — Можно?

— Будь как у себя дома.

О Спаситель, если бы у меня был такой дом. Если бы у меня было столько книг и столько рукописей. Я никогда не вышла бы из библиотеки, спала бы здесь, у камина, ела бы за столиком и снова возвращалась к старой бумаге.

Вот и сейчас окунулась в библиотечную атмосферу, предвкушая увлекательное чтение.

Но самым главным наслаждением был выбор книги. Я натянула на руки тонкие матерчатые перчатки, провела по ряду корешков пальцем. И не заметила, как оказалась с одной из книг в кресле, греясь у огня.

— Адриана!

— А? — я подняла голову от рукописных строчек и глянула на Даниеля. Он смотрел на меня с усмешкой:

— Ты прочитала половину книги? Это же трактат о кристаллах, неужели интересно?

— Очень, — призналась я. — Представляешь, аметисты бывают слишком восприимчивы к магии и могут высосать жизнь из слабого мага!

— Представляю, — рассмеялся Даниель. — А это что?

— Я нашла письмо. Представляешь, ему тысяча восемьсот лет! Тысяча восемьсот, Даниель!

— Ого. От кого и кому? — он наклонился над моим плечом, и я ощутила дыхание в волосах, замерла. Как будто на меня дохнуло той эпохой, когда мужчина писал письмо женщине.

— Слушай. «Мое маленькое рассветное солнце! Я закрываю глаза и вижу перед мысленным взором твое лицо — белоснежное до прозрачности, усеянное рябиновыми ягодками, с милым румянцем на щеках. Такой я видел тебя в первый день нашего знакомства. Тебе было пятнадцать весен, моя искорка, и ты поразила мое сердце, словно самолично натянула тетиву лука, прицелилась и спустила ее».