Скалолазка и мировое древо - Олег Синицын Страница 41

Очевидно, мы направлялись к центру города, поскольку улица становилась шире, а развалин по ее краям — больше. Я не сворачивала в мелкие переулки, и вскоре перед нами вырос холм с остатками кирпичной стены, огораживающей его. Теперь у меня нет сомнений, что мы отыскали центр города. Как в большинстве древних строений, как на мандале — расположенный в этом месте холм имитирует пуп земли. Крупные соборы и храмы до сих пор строят в центре города, взять, к примеру, Успенский собор в Москве (кстати, окруженный Кремлевской стеной) или Нотр-Дам в Париже. Это священное место, приближенное к небесам и Богу. Остальные постройки вокруг считались обыденным миром.

Мы проплыли вверх по откосу, скользнули над кирпичной стеной, и нашим взорам предстала сложенная из тесаных глыб могучая пирамида — наподобие ацтекских, только несколько меньше — метра четыре высотой. В центре затопленного города оказался свой «собор».

Я описала над ним круг.

Внутрь входа нет, строение монолитное, неразборное. То, что я ищу, должно находиться на поверхности.

Максимка болтался у вершины. Он что-то там нашел и махнул мне рукой. В два гребка я оказалась возле него.

Пока я делала общий осмотр находки, как полагается в археологии, мой спутник сразу ухватил главное. На крохотной площадке, которая венчала пирамиду, Максимка выкопал из-под ила изъеденный горельеф. Маленький бог в высоком головном уборе развалился па боку. Черты лица сточены водой и веками. Руки растопырены и держат пустоту.

Максимка глянул на меня сияющими глазами.

Кажется, малец прав.

Я вытащила из поясной сумки медальон, который сверкнул в луче фонаря.

В расставленные руки горельефной фигуры диск пошел идеально, точно ключик в замочную скважину. Я даже ощутила щелчок под пальцами. Теперь лежащий божок держал не пустоту, а полфунта золота. Композиция выглядела законченной.

Мы замерли в ожидании. Только ласты двигались вверх-вниз, удерживая нас возле вершины. Прошла минута, другая. Ничего не происходило. Нигде не поднимались плиты, не разъезжались в стороны каменные блоки — ничего! Может быть, за века потайной механизм заржавел или оброс водорослями?

В поисках ответа я заглянула в стертое лицо божка. Вероятно, в глубине окаменевшей души он потешался над нами. Я вытащила медальон из его рук, подождала секунду и вставила обратно. Может, сейчас банкомат считает кредитку?

Но нет. Никакого результата. Пирамида оставалась мертвой и обволочённой скользким илом, какой была до этого. Золотой медальон на вершине слегка разукрашивал общий вид, но к разгадке не приближал.

Не меньше пятнадцати минут я вертелась вокруг, пытаясь найти смысл в сочетании позы божества и расположения восьми камней. Они должны указывать, где находится древо. Однако, словно сговорившись, бог с медальоном показывали во все стороны сразу и в то же время никуда конкретно. Через полчаса я была вынуждена признать, что загнала себя в абсолютный тупик.

Нужно подниматься на поверхность. Толку от моих попыток никакого. Обдумать ребус можно и на берегу, жуя крекеры и тушенку, дыша атмосферным воздухом, а не расходуя драгоценную смесь из ребризеров. И Максимке пора вылезать из воды. Он хоть и мотает головой, что не замерз, но у самого вся кожа в пупырышках.

Я спрятала медальон в поясную сумку и несколько раз проверила, хорошо ли на ней застегнут клапан. В последний раз взглянула на горельеф. Почему он никуда не показывает? Что я делаю не так?

На берег мы возвращались долго. Мне показалось, что бесконечно долго — под водой время течет по другим законам. Мы плыли и плыли, и я уже стала подумывать, не занесло ли нас в подземное море, о котором никто не знает, но тут дно начало подниматься. Вода посветлела. Я выключила фонарь.

Мы вынырнули в незнакомом заливчике возле галечного пляжа, окруженного молодым кедровником. Солнце стояло в зените. Мы находились черт знает где.

Я выдернула загубник и оглянулась в поисках нашего пригорка, на котором осталась сумка с продуктами. Все поменялось местами: скалы, горы, берега. Ничего не поймешь! Напрасно я не смотрела на компас, когда погружалась. И ориентиров, отмечающих путь назад, никаких не оставила. Под водой, правда, был фантом сухогруза «Бельмонд», но что это за ориентир!

Максимка, чья голова торчала над поверхностью рядом с моей, выплюнул загубник и, стуча зубами, сказал:

— По-моему мы заходили не здесь.

— Ты потрясающе наблюдателен для своего возраста. Соколиный глаз, блин!

— А что, разве...

Кусты на окраине кедровника зашевелились. Из них быстрым шагом вышли четверо боевиков.

Я даже испугаться не успела, а одна рука уже втолкнула в Максимкин рот дыхательный мундштук, а другая макнула его голову в воду. Сама я взяла загубник уже на глубине.

Боевики остановились на галечном пляже. Вели себя настороженно, озирались по сторонам. Сквозь толщу воды я видела их колыхающиеся фигуры, слышала треск раций и бубнящую неразборчивую речь. Некстати возникли эти четверо, ой как некстати!

Я погрузилась еще глубже, оставив в поле зрения только макушки голов, обрезанные снизу черной полосой берега. Максимку вообще запихнула под себя; он что-то недовольно пробурчал в воздушные трубки, но кому из нас следует возмущаться! Никак вскрылась пропажа ребризера. Теперь бойцы ищут обладателя находки, чтобы наградить счастливчика по полной программе.

За макушками наблюдать очень неудобно. То исчезнут, то вновь появятся. Что они там делают на берегу? Перископ бы сюда — такой, как на подлодках... Не беда. Ничего страшного. Отсидимся под водой. Когда боевики уйдут, выберемся на берег.

И вскоре боевики действительно ушли. Но один остался.

Я всплыла под самую поверхность, чтобы разглядеть, что он там делает. Парень прохаживался по пляжу, держа винтовку на скрещенных руках. Внимательно оглядывал озеро. Но это не все. На скальный утес справа, верхушка которого поднималась над кедровником, взобрался еще один вооруженный боевик...

Черт! Дьявол! Сатана! Максимка, паршивец этакий!

Они окружают озеро. Боевиков с винтовками у них для этого хватит. Займут все пляжи, кусты и высотки. Часть людей разместится на горном склоне. Выбраться на берег можно будет, только употребив зелье человека-невидимки. Без оного легко заработать пулю в спину, а такая перспектива меня не устраивает. Меня не устраивают все перспективы, которые заканчиваются контактом с людьми Тома Кларка.

Максимку трясло от холода. Он пытался согреться в собственных объятиях, но под водой это невозможно. Вода поглощает тепло в двадцать шесть раз быстрее, чем воздух. Меня разобрала злость. Велела же оставаться на берегу, зачем полез за мной в воду? Впрочем, вряд ли удержала бы его. Он упрямый, как бык. Точнее, как молодой бычок.

Нужно отправить мальчишку на берег. Люди Кларка ничего ему не сделают. Ну увидел мальчишка акваланг, захотел поплавать — обычное ребячество. Отвесят пару подзатыльников и отпустят... А если они заметили пропажу ребризера из грузовика? Это гораздо хуже. Тогда Максимку не отпустят, а будут пытать, пока он не сознается, куда делся второй акваланг. Добиваться признаний они наверняка умеют. В этом случае получится, что я отправила Максимку на растерзание. Но если он останется в воде, то через пять минут схватит простуду, через десять — пневмонию, а через пятнадцать бычок откинет копытца. Оба варианта имеют откровенно паршивый конец.