Слепая совесть - Нидейла Нэльте Страница 40

Гравикар возвращается к центральному въезду, останавливается перед воротами. Дарсаль привычно открывает дверь, в темноте его тело почти светится.

— С тобой можно вместо фонаря ходить, — замечаю я.

Дарсаль молчит, но на этот раз снисходительно. Мне сегодня простительно, у меня сложный день был.

Ворота уже закрыты, звоню решительно. Появляется Марта, руками всплескивает, отворяет.

— Что же вы, госпожа Ноэлия, не предупредили, мы бы подготовились… — начинает причитать.

— Соскучилась, — вздыхаю.

— Сейчас мадам Джанс позову, да вы проходите! — Бросает украдкой взгляд на Дарсаля.

Тут уж и вторую машину вижу, подъезжает. Впрочем, уверена, если бы нужно было сделать все незаметно, я бы и не заподозрила. Да и через забор всегда можно перелететь, неприлично только.

Захожу в холл, слезы на глаза наворачиваются, вдруг ощущаю, какой же родной, привычный здесь запах, какая же я дура, что не появлялась! А может, и нет, потом еще тяжелее рвать было бы, может, наоборот, дура, что сейчас приперлась.

— Ноэлия? — Мадам Джанс на ходу запахивает новый халат на выдающемся бюсте, на лице следы косметики, волосы растрепаны.

Быстрее, чем успеваю сообразить, бросаюсь к ней, так хочется, чтобы обняла, как в детстве!

На минуту застывает, потом прижимает к себе, усаживает здесь же на старый протертый диван. Вспоминаю, что они ремонт планируют.

— Можно я… — начинаю, голос прерывается, горло перехватывает. — Хочу в последний раз у себя в комнате переночевать…

Мадам Джанс молчит несколько секунд, вздыхает тяжело:

— Простите, Ноэлия, если бы я знала… Мы новую девочку взяли в вашу комнату. Вы же не заезжали, мы думали, уже и не появитесь. Если хотите, я ее сегодня к себе заберу. Но… остатки ваших вещей в кладовой, на случай если вдруг понадобятся, только зачем вам…

И какая бестия дернула меня сюда примчаться на ночь глядя? Давно ведь знала, что со старой жизнью нужно покончить, нет мне дороги никуда, кроме как в императорский дворец. Ни сбежать, ни отпроситься.

Отстраняюсь. Удивительно, но слезы все разом высохли, словно отрубило что-то.

— Не нужно будить ребенка, — отвечаю.

— Идем… хоть чаем напою. — Мадам Джанс поднимается, делает приглашающий жест в сторону столовой.

Иду. В последний раз за родным столом посидеть, а не слушать жуткое «выканье», от которого постоянно вздрагиваю. Сколько мы здесь по вечерам болтали, сказки рассказывали, чай пили — в этом никогда ограничений не было.

Окно открыто в сад, с детства изученные силуэты деревьев чуть покачиваются, одно привычно поскрипывает. Машинально сажусь на свое место, и только потом осознаю, что оно уже не мое. Мадам Джанс начинает суетиться, ставит чайник, достает печенье.

— Тересия не приехала, — зачем-то сообщаю.

— Ты не обижайся, она очень хотела. — Мадам Джанс ставит передо мной чашку, себе тоже наливает. — Не получилось, наверное.

Киваю. Наверное.

— Жизнь не всегда складывается так, как мы хотим.

— Да уж, — хмыкаю я, сегодня день нервного смеха.

Мадам Джанс смотрит на меня, на пристроившегося на другом конце стола Дарсаля:

— Стражу твоему наливать?

— Налейте.

Перед Дарсалем тоже появляется чашка, мадам Джанс достает еще каких-то бутербродов.

— Ноэлия! — слышу я, подскакиваю, едва не ошпарившись.

— Алма! — радуюсь. — Даже не видела, как ты уехала!

— Да к тебе же не подойти было. — Алма садится рядом, мадам Джанс ставит чашку и ей.

— Ну что, — улыбаюсь, бросаю взгляд на мадам, — вещи сложила?

— Ноэлия… — Алма вдруг опускает глаза, сердце уже сжимает темное предчувствие, но еще не хочу верить.

Мадам Джанс поднимается, идет к двери:

— Поговорите, девочки, оставлю вас.

— Прости, но я не поеду.

— Почему? — Надеюсь, голос звучит спокойно. — Ты же так хотела, я же… я же все сделала, и с императором договорилась, и познакомила тебя со всеми!

— Да, — соглашается она, — спасибо тебе большое. Только никому я там не нужна.

— Мне нужна! Я так надеялась, что ты со мной будешь! А мужа подберем, хоть со всего Айо женихов на смотрины приглашу.

— Ноэлия… — Алма всхлипывает, вдруг замечаю, бледная она какая-то, даже будто похудела за эти недели. С ее-то бурной жизнью немудрено. — Ты прости. Но я… я беременна.

— Как ты так быстро узнала? — изумляюсь.

— Сама же мне инопланетный тест купила, который сразу же определяет. Ну вот он позавчера показал… Я тебе не говорила, чтобы не портить церемонию.

Может, и купила, я столько всего накупила.

— А отец кто? Он же должен знать.

— Понятия не имею, и надеюсь, никто не узнает. Хорошо?

Вздыхаю:

— Не лучше ли с отцом…

— Нет! Здесь и с ребенком у меня есть будущее, если мальчик — до конца жизни смогу жить на дотации государства, да и с девочкой тоже. А там что? Быть инкубатором для мужчины с проблемами зачатия совсем не хочется, уж извини. Если бы я нужна была кому-нибудь сама по себе… а так… Ох, прости.

— Ясно. — Поднимаюсь.

Вижу, увещевания мадам Джанс не прошли даром. Оглядываюсь на Дарсаля, похоже, он тоже ни к чаю, ни к угощениям не притронулся. Смотрит не моргая, на минуту кажется, будто огонь делается голубым. Но нет, наверное, привиделось.

— Не обижайся. Я так боюсь! Ты же императрица. А я кто?

«А я кто?!» — хочу закричать. Какая, к бестиям, императрица! Впрочем, все-таки императрица, и держать себя надо как положено. Еще не хватало до скандалов опускаться.

— Если будет возможность в гости… я бы с радостью! И ты приезжай… — бормочет Алма.

Киваю:

— Если будет — с радостью.

Направляюсь к двери. Дарсаль, как обычно, моментально реагирует, бесшумной тенью движется следом.

— Ноэлия, — останавливает Алма, но мне не хочется ее видеть.

Понимаю, что она, вероятно, права. Я тоже на ее месте осталась бы. Разве от этого легче?

— Пока, Алма. Увидимся… если Раум светить будет.

— Спасибо, — шепчет Алма.

Не знаю, идет ли за мной. Спешу поскорее на улицу. Поднимаю голову, полный Раум светит что есть силы, даже расхожее выражение как-то по-особенному звучит.

Заскакиваю в машину — Дарсаль едва успевает дверь открыть. Забирается следом. Молчит.

Ощущаю, как начинают душить рыдания. Садится рядом, взлетаем.