Миры Бесконечности - Акеми Дон Боумен Страница 40

– Не все закончены, – говорит он, прикрывая некоторые работы простынями.

– Они прекрасны.

По-моему, это первые приятные слова, которые я ему говорю.

– Спасибо.

А это первое приятное слово, которое говорит он мне.

Но это длится недолго.

Тело Гила напрягается, и он шагает в центр комнаты.

– Быстрее начнем – быстрее закончим.

– У тебя прекрасно получается помочь человеку почувствовать себя особенным.

Гил протягивает мне руку, полностью игнорируя мои слова и вынуждая вложить в нее свою ладонь. Вторую руку он прижимает к моей спине и притягивает меня к своей груди, отчего наши лица оказываются в нескольких сантиметрах друг от друга.

Я поднимаю голову и замечаю ореховые искорки в его глазах. Но решаю не поддаваться на провокации и перевожу взгляд на стену за его плечом.

Следуя его подсказкам, я не отказываю себе в удовольствии наступить ему на ноги, и мы даже делаем несколько па, пока моя шея не начинает затекать.

– Тебе нужно расслабиться. Ты двигаешься, словно робот.

– Разве не замечательно, что я двигаюсь как разумное существо с искусственным интеллектом? – парирую я.

– Хм. Я всегда считал, что ты относишься к тем людям, которые считают роботов бесчувственными недотепами.

– Судя по всему, ты ничего обо мне не знаешь. Так что неудивительно, что ты ошибся.

– Я многое о тебе знаю.

– Твое замечание «не раскрываться слева» не считается.

– Я знаю, что у тебя есть сестра. И что ты погибла, спасая девочку, напомнившую тебе ее. Знаю, что у тебя был парень по имени Финн. И знаю, что ты направлялась на вечеринку, когда…

– Не надо, – сердито перебиваю я, слегка топнув ногой. – Просто… прекрати.

Его тело застывает, но он не опускает руки.

– Ты не должен был видеть эти воспоминания, – говорю я, уставившись на стену, потому что не могу заставить себя посмотреть ему в лицо. – Мне плевать, что это было необходимо. Тебе бы тоже не понравилось, если бы я заглянула в твои мысли и начала копаться в них без твоего разрешения.

Его дыхание размеренное, а мои вздохи торопливо срываются с губ в ритме колотящегося, как литавры, сердца.

– Ты можешь заглянуть в мои мысли в любое время, – ровным голосом сообщает он. – Но уверяю, тебе не понравится то, что ты увидишь.

– Даже не заглядывая в твои мысли, я знаю, что ты обо мне думаешь, – огрызаюсь я. – Ты даешь это понять каждую секунду при нашем общении.

Он отпускает меня и отступает на полшага.

– То, что ты считаешь, будто мысли о тебе – самое ужасное, что есть в моей голове, явно показывает все, что мне нужно о тебе знать.

Я вздрагиваю, понимая, что он говорил о времени, проведенном в герцогстве Войны. И обо всех тех ужасных вещах, что он скорее всего там видел. И скорее всего испытал на себе. Он не пытался оскорбить меня, а искренне предупреждал…

– Я сожалею о том, через что тебе пришлось пройти… – начинаю я, но Гил не желает слушать остальное.

– Прибереги свою жалость для Колонистов. У тебя это получается лучше всего.

– Мне их не жалко. Просто я не верю, что убийство – это выход.

– Прожив здесь несколько жизней, ты посмотришь на это по-другому. – Гнев пропитывает каждое его слово. – Так происходит со всеми.

– Всегда бывают исключения, – возражаю я.

Гил приподнимает бровь:

– Так вот на что ты надеешься? Что отыщешь Колониста с золотым сердцем, который докажет, что все ошибаются? – Его голос пронзает меня насквозь, словно я сделана из бумаги. – Ты еще наивнее, чем мне казалось. Мы никогда не сможем жить бок о бок. То, что происходило между Колонистами и людьми, всегда будет стоять между нами.

– Вот как ты это воспринимаешь? Либо они, либо мы? – Мои слова подобны стрелам. – Неужели ты даже не допускаешь мысли, что можешь ошибаться?

– Зато меня не отпускает мысль, что твои убеждения подобны тонущему кораблю, и если ты не будешь осторожна, то утащишь всех жителей Поселения за собой. – Его молчание разлетается по комнате в поисках малейшей неуверенности. – А может, именно этого ты и хочешь?

Я невольно вздрагиваю, хотя изо всех сил стараюсь сдержать разочарование.

– То, что я задаю вопросы, не означает, что я хочу предать Поселение.

– Твои вопросы сами по себе предательство, – сердито заявляет он. – Ты даже не представляешь, как долго мы обдумывали эту идею и готовились к достижению этой цели. – Его взгляд горит яростью и уверенностью. – Так что придерживайся плана, чтобы мы могли покончить с Колонистами раз и навсегда.

– Знаю, вы все надеетесь, что я смогу стать Героем, благодаря которому все изменится, но…

– Ты последний человек в Бесконечности, на которого я бы стал надеяться, – наклоняясь ко мне, перебивает он. – Оказаться зависимым от кого-то вроде тебя – это акт отчаяния, а не веры. Так что не придавай этому большого значения.

Я стискиваю зубы и сжимаю кулаки, а злость заглушает мой разум.

– Ты ошибаешься на мой счет.

– А мне плевать, – опустив подбородок, еле слышно бормочет он.

Мир застилает красная пелена, и я вылетаю из его комнаты прежде, чем из моего рта вылетят слова, которые я не смогу забрать обратно.

* * *

– Да ладно тебе. Все не могло быть настолько плохо, – сквозь сдавленный смех говорит Шура.

– Он такой самодовольный. И с каждым сказанным мной словом ненавидит меня все сильнее. – Я откидываюсь на спинку кровати. – Думаю, для всех будет лучше, если нам больше никогда не доведется видеть друг друга.

Вот только не стоит забывать, что мы находимся под землей. Этот мир бесконечен, но не Поселение.

И, возможно, это станет хорошей мотивацией как можно лучше сыграть роль шпиона. Ведь чем скорее мы победим, тем скорее мы с Гилом окажемся подальше друг от друга.

– Разве вы не станете повторять урок танцев? – сидя в изножье моей кровати со скрещенными ногами, интересуется Шура.

– Я туда не вернусь, – кипя от злости, выпаливаю я. – Уж лучше побывать на званом ужине с четырьмя принцами.

Шура пожимает плечами:

– Твое желание может исполниться, если это поможет узнать что-то о Сфере.

Я вздыхаю:

– Жаль, что ты не можешь пойти со мной.

– Не обижайся, но мне не очень нравится список гостей.

– Нет, я говорю о Фестивале Рассвета.

Я впиваюсь ногтями в ладони, сомневаясь, стоит ли признаваться, что мне страшно.

– Знаешь, – она кривится, – если бы я могла, то отправилась бы только ради еды.