Рецепт Мастера. Спасти Императора. В 2 книгах. Книга 1 - Лада Лузина Страница 4

«Жить вечно?» — Варенька положила руку на грудь и задышала часто-часто.

— Нас невозможно убить. На нас цепь-змея, — быстро сказала хозяйка. — Перестань пургу гнать.

«Невозможно убить.

Цепь-змея?

Колдовской талисман!!!

…пургу? Какую пургу? Весна на дворе».

Варенька знала, как знала и вся Россия, что речь Изиды весьма своеобразна. Горничная Анюта рассказывала, что долгие годы поэтесса жила где-то в Японии или в Америке. И среди просвещенных барышень считалось особенным шиком щеголять словцами Изиды. Та же Аня Синичкина любила вставлять их к месту и не к месту, и Варя только восторженно моргала глазами, слыша от своей образованной подруги: «О’кей, если ты изволишь проявить прогрессивные взгляды и признать, что роман господина Арцыбашева супер-пупер, и во-още охренеть, я буду землепотрясно тебе признательна».

Но Варенька никогда не слыхала, чтоб нечто подобное исторгала ее госпожа:

— Дарья, прекращай истерить! Ты как была тинейджеркой-переростком, так на том и завязла!

«Выходит, хозяйка тоже жила в Японии?»

«Выходит, настоящее имя Изиды — Дарья?»

Во всяком случае, гостья на него откликалась:

— Нет, Катя, ты, по-моему, не въехала…

— Нет, это у тебя крыша съехала! — гаркнула госпожа Дображанская. — Замолчи, и немедленно!

— Я не буду молчать! — закричала Дарья-Изида пуще прежнего. — Мы с тобой не из этого времени. И я не хочу умирать в этом времени! Я из ХХІ века! Я не обязана умирать здесь из-за их революции. Мы остались тут жить, потому что Маша сказала: мы все исправили, и теперь революции точно не будет.

«Не из этого времени… Что ж это значит?»

Но упомянутый ХХІ век был чересчур далеко, чтобы вызвать у Вареньки какие-то ассоциации. Да и не до ассоциаций ей было. Приблизившись к самой прославленной и героической женщине Империи, хозяйка отвесила той бесславную и умопомрачительную затрещину.

Голова Изиды дернулась. Она икнула и всхлипнула:

— Если бы с нами была Маша…

— Если все так, как ты говоришь, Маша нам тоже не поможет, — ответила Катерина Михайловна.

«Да кто ж такая эта Маша? Все время ее вспоминают…»

Ответ Варенька получила немедля. Да такой ответ, что лучше б его и не знать.

— Нет! Маша всегда была самой сильной из нас. Самой сильной ведьмой. Самой знающей. Мы с тобой сами не знаем ничего! — завопила Изида.

«Ведьмой… из нас!»

Десятки подозрений, расцарапывающих Варину душу, — изумительная красота ее госпожи, ее диковинный дом, и жабы на стенах, и змея на груди, огромное богатство и некрещеный любовник — сложились в одно слово.

Варя ошалело поглядела в окно «рогатого» зала — окно залепила пурга, белоснежная, злая.

«Боже, она — ведьма! Колдунья. Она гонит пургу. Она может превратить меня в жабу. И Изида… тоже ведьма. Она же летает!»

Но и это было еще не все, словно бы кто-то свыше вознамерился довести бедную Варю до полного обморока.

— Кое-что я все-таки знаю, — сказала хозяйка. — Например, то, что ты орешь на весь дом, в то время как моя горничная подслушивает у двери.

Варенька отпрянула и упала на зад. Узорный паркет фабрики «Тайкург» больно ударил ей спину, голова закружилась, приданое в мгновенье ока стало недостижимой мечтой, равно как и свадьба, квартира за десять рублей, восьмеро детей…

Дверь распахнулась.

Варенька зажмурилась, уразумев вдруг самое-самое страшное. Каменные жабы на стенах — никто иные, как прежние слуги хозяйки, обращенные ведьмой в безмолвных тварей!

— Варя, передай шоферу, чтоб отогнал мое авто обратно в гараж. Все дела на сегодня отменяются, — сказала хозяйка. — Мы с Изидой Киевской едем… на пикник. — она усмехнулась.

А затем девушка почувствовала, как ледяные подушечки пальцев коснулись ее лба, и услышала непререкаемый голос своей госпожи:

— Забудь. Все забудь.

* * *

— … если она ничего и не вспомнит, какая разница, что я кричала?! — Изида выкрутила руль.

Ее круглощеким лицом по-прежнему безраздельно владел темный страх. И без того круглые глаза были распахнуты, как две плошки. Зрачки расширены и черны. И увидев ее в своем кабинете, в первую секунду Катерина брезгливо подумала, что в своей богемной среде поэтесса могла стать морфинисткой и прийти к ней сейчас просить денег.

Эх, лучше бы она пришла просить денег!

— Если ты будешь орать на весь Киев о том, кто мы такие, нам никакого ведьмовства не хватит. — Катя поплотнее укуталась в шубу и одернула непроглядно-густую вуаль (она не желала привлекать внимание к их тандему). — Нельзя побыстрее?

— Все не можешь привыкнуть, что машины тут медленно ездят? — примирительно перевела поэтесса разговор в иную, нейтральную, сферу.

Авто с двумя самыми прославленными дамами Киева потрусило прочь.

Даша-Изида обернулась, чтоб посмотреть на самый колдовской киевский дом, облепленный химерными чудищами: носорогами, русалками, рыбами, жабами. Дом успел облачиться в белый покров: бетонные жабы обзавелись белыми жабо и манишками.

— А знаешь, где я живу? — сочла нужным похвастать она. — В нашей Башне на Ярославовом Валу № 1! — Дашин «Руссо-Балт» бесстрашно слетел с опасно-крутой Лютеранской, столетье тому оканчивавшейся не аркой, а выездом на главную улицу Киева.

— В Башне Киевиц? — дрогнул голос Кати. — В нашей Башне?

— Ага. Только не в нашей квартире. На этаж ниже. Все пытаюсь выяснить, кто на четвертом живет, у подъезда променажу — без толку.

— Никто там не живет, — отрезала Катя. — Маша говорила: с 1895 по 1941 у Города не было Киевицы. Хранительница бросила Киев. Если бы Киевица защищала свой Город, революция никогда б не коснулась его. Но Киев бездетен.

— А мы? Мы ж Киевицы. И мы здесь, — оспорила Даша-Изида.

— Позволь тебе напомнить: мы — бывшие Киевицы. Мы были Киевицами в нашем времени. А переселившись сюда стали никем.

— Скажешь тоже, никем! — возмутилась поэтесса. Ее машина закончила спуск и, повстречавшись с Крещатиком, остановилась, чтоб пропустить трамвай.

Трамвай, как и все акции городских железных дорог, принадлежал Кате. И кинотеатр «Марго», поместившийся в доме напротив, равно как и все кинотеатры страны, принадлежал Кате. И дом, где сиял огнями «Марго», был Катиным. И доходные дома рядом с ним.

Крещатик был Катиным (за исключеньем двух-трех государственных зданий).

— Была Киевицей, а стала царицей, — бодро заметила ее собеседница. — Здесь все — твое! Это наш Город. И ты же ведьмуешь? Вон горничную как оприходовала!

— Это Маша… — неохотно сказала Катя. — Она списала заклятья из книги Киевиц. И записи остались на ее прежней квартире. Вот и все, что осталось от нашей прежней власти. Тише! Молчи, Дарья…