Повилика - Катерина Крутова Страница 4

—Как ты себя чувствуешь?— участливо спрашивает жена и заботливо касается моего плеча. Сердце больно бухает в ответ, но тут же по телу разливается теплая истома, точно одна близость Лики прогоняет пустые страхи и затягивает раны. Пожимаю плечами, желая, чтобы она подольше не убирала ладонь.

—Может, сделаешь небольшой перерыв, съездим вдвоем на побережье? Виктория присмотрит за Полиной.

—Нет,— отвечаю слишком резко, и Лика удивленно вскидывает брови. Перспектива оставить дочь с тещей почему-то пугает больше странного подслушанного в больнице диалога.

—Тогда попей витамины. Завтра возьму для тебя у мамы пару упаковок, их очень хвалят.

—Спасибо, но не думаю, что сладкие пилюльки твоей матери возымеют на меня нужный эффект,— Виктория гомеопат — создает и продает сахарные драже абсолютно от всех болезней на любой жизненный случай. Клиенты стоят в очередь за лечебными снадобьями, но я втайне подозреваю, что эти карамельки абсолютно бесполезны и не содержат ничего кроме ароматизаторов и подсластителей. Впрочем, для «любимого» зятя, старая карга может сделать исключение и поменять рецепт. А в свете последних событий пищевое отравление кажется мне наиболее легким из возможных последствий.

—Лика, доченька!— чрезвычайно бодрый женский голос отвлекает от гложущих мыслей. Над невысокой оградой вырастает выдающееся декольте соседки.

—Добрый день, мадам Дюпон,— улыбается жена.

—Дорогая моя, ну какая я тебе мадам! Зови меня Хеленой,— пожилая женщина наполовину перевешивается через забор, точно готовиться совершить сальто. Выцветшие до бледности некогда серые глаза не отрываются от жены. Меня точно нет вовсе — пустое место, предмет интерьера, незаметная бесполезная декорация.

—Здравствуйте, мадам Хелена,— говорю громко, но удостаиваюсь едва заметного кивка.

—Лика, душенька, ты уже закончила новую подушку?— женщина нетерпеливо мнет ярко накрашенные иссушенные губы и постукивает узловатыми пальцами по перекладине ограды.

—Планирую на днях. Неужели вы хотите приобрести еще одну? Кажется, Хелена, вы мой самый верный покупатель. Сколько уже в вашей коллекции?

—Пять, моя дорогая рукодельница. Если не считать милахи-енота и котика, что ты сшила для внучат. Чудесные-чудесные игрушки, карапузы с ними не расстаются.

—Мне радостно это слышать,— Лика улыбается счастливо и бросает на меня довольный взгляд. Гордость за жену растягивает и мои губы.

—С нетерпением жду. Предвкушаю новые пикантные сны,— мадам Дюпон мечтательно закатывает глаза и продолжает с утробным мурлыканьем,— пока моя любимая та, где я голенькая танцую на сцене «Мулен Руж», а после предаюсь страсти с молодым импресарио прямо в зале на красном бархате дивана.

Я давлюсь круассаном и Лика, тихо смеясь, хлопает меня по спине. Меж тем похотливая старушка как ни в чем не бывало продолжает:

—А можно в этот раз сделать мужчину смуглым темноглазым брюнетом, похожим на моего третьего мужа? Вот кто умел доставить женщине настоящее удовольствие.

—Это — ваши сны, Хелена,— легкий смущенный румянец окрашивает щеки жены,— я просто вышиваю узоры.

—Ну-ну,— соседка смотрит на Лику, точно на иллюзиониста, скрывающего секрет фокуса.

—Постараюсь закончить быстрее. Сегодня после визита к родителям сяду за ваш заказ.

Мадам Дюпон откланивается, удовлетворенная ответом, а я удивляю жену внезапно пришедшей в голову идеей:

—Давай подвезу? Давно не общался с твоим отцом. Хочу послушать последние новости о новинках викторианской литературы.

*

Отец Лики — Робер Либар — профессор филологии, специализируется на английской литературе второй половины девятнадцатого века. В последние годы лекции его доступны только онлайн — из-за болезни мужчина прикован к инвалидному креслу и большую часть дня проводит в постели в окружении монографий и книг. Мы редко общаемся, в первую очередь потому, что я всячески избегаю общества тещи. Оттого внезапное желание сопровождать жену во время поездки к родителям, провоцирует Лику на вопросы. Отмахиваюсь, отвечая круглыми обтекаемыми фразами, и рулю по широкой автостраде вглубь материка, подгоняемый дующим с моря бризом. Люблю равнину Фландрии в начале мая. Даже увязавшаяся с нами Полина отлипает от экрана смартфона и целых пять минут созерцает отцветающие поля поздних тюльпанов, посреди которых, на радость туристам, еще сохранились старинные деревянные мельницы. Подозреваю, причина дочкиной тяги к общению с бабушкой и дедушкой кроется в докладе по творчеству Диккенса, заданному в школе. Но неугомонный шебутной подросток, перетягивающий внимание на себя, только на руку моему плану. Пока, сама о том не подозревая, Полина будет отвлекать Викторию и Лику, я надеюсь получить возможность беглого обыска жилища тещи. Не представляю, что планирую найти — банки с надписью «яд» или чистосердечное признание в покушении на убийство?

Смотрю на дочь в зеркало заднего вида — она заправляет волосы за ухо и хмурит лоб точь-в-точь как Лика. Мимика, жесты, вкусовые привычки и даже интонации — все в ней от жены. Но каждый, кто видит нас вместе поражается внешнему сходству — Полина моя на тысячу и один процент, точно ответственный за написание днк-кода взял и скопировал внешние данные в ее анкету. Но все то, что меня раздражает в себе, кажется в дочери очаровательным — излишняя худоба смотрится утонченно, вздернутый нос — забавно, даже крупноватые передние зубы добавляют шарма непосредственной улыбке. Удивительное дело, но так же, как Полина на меня — Лика похожа на Робера. Жена говорит — девочки всегда идут в отцов. Возможно так и есть, но в нашей семье они повторяют родителя след в след вплоть до формы родинок и искривлённых мизинцев. Может, отсюда эта безграничная щемящая нежность, всепоглощающая любовь к своей малышке?

По приезду в дом матери Лика первым делом спешит к отцу в переоборудованную под спальню библиотеку. Бросается на шею и душит в объятьях. И осунувшееся бледное лицо месье Либара озаряется внутренним светом, в худые руки возвращается сила, а голос вновь звучит вдохновенно и мощно, как с кафедры в просторной аудитории.

—Папуля,— шепчет Лика и целует истонченный пергамент щеки.

—Мой ангел,— вторит Робер, прижимая дочь к груди, а после жмет мою ладонь сильнее, чем это необходимо. Я улыбаюсь — у старика немного возможности доказать самому себе, что он еще жив. Лика взбивает подушки, поправляет покрывало, помогает отцу сесть в постели. Полина устраивается рядом с дедом, ластится к плечу и без лишних прелюдий подсовывает под нос экран планшета. При имени «Диккенс» профессор оживает еще больше, водружает на нос очки и принимается с интересом обсуждать с внучкой план доклада.

—Влад, подай мне сэра Уилсона. Его «Мир Диккенса» стоит у окна, где-то на верхних полках.

Наблюдая за мной с веселым нетерпением оседлавшего любимую волну специалиста, тесть барабанит пальцами по прикроватному столику:

—Ангус Уилсон. Желтый корешок, средний размер. Рядом с «Похотливым турком».