Подержанные души - Кристофер Мур Страница 4

Вот она, стало быть, – правда в известном ей виде, выложенная на коврик так же вяло и бесполезно, как… ну, вы поняли.

Челюсть Чарли – а ее было порядком – отпала. Прежде она всегда говорила, что это может оказаться сложно, трудно, а вот теперь…

– Когда я начала скупать сосуды души в магазинах у тебя и других Торговцев Смертью, помещать их в Беличий Народец, я тоже этого делать не умела. В смысле, я знала обряд, но не существовало никакого текста, где говорилось бы, что у меня все получится. Но получилось. Поэтому, возможно, мне удастся что-нибудь придумать.

Она ни секунды не верила в то, что ей удастся что-нибудь придумать. Прежде она перемещала души из их сосудов в куклы, которые сама конструировала из мяса, пользуясь пховой насильственного переноса, считая, что она их спасает. А пхову неумирания она провела с шестью смертельно больными старушками, полагая, будто спасает им жизни, хотя на самом деле просто замедляла им смерти. Она была буддистской монахиней, которой передали потерянные свитки “Тибетской книги мертвых”, и она умела такое, чего больше никто на свете не умел, но то, чего от нее хотел Чарли, ей было не под силу.

– Загвоздка с телом, да? – спросил Чарли.

– Как бы. В смысле, мы знаем, что по свету ходят люди без душ и что рано или поздно сосуд души таких людей найдет, они его найдут, но что случится с их личностью, если мы навяжем кому-нибудь твою душу – а он потом возьмет и встретит собственный сосуд души?

– Это, вероятно, будет скверно.

– Именно – а кроме того, когда душа попадает в сосуд, она теряет свою личность. И чем дольше она вне тела, тем меньше личности в ней остается, что неплохо само по себе. Думаю, именно поэтому мы как буддисты выучиваемся тому, что для духовного восхождения нужно отпустить свое эго. Поэтому что случится, если я смогу переместить твою душу в кого-то, у кого пока нет души, кто еще не встретился со своим сосудом? Это может уничтожить личность того человека – или же твою. А я не хочу терять тебя снова.

Чарли не знал, что ей на это ответить. Она, конечно, права. Беличий Народец – вот лучший пример душ, не помнящих свои личности. За исключением парочки, кого Одри переместила, пока душа у них еще была свежа в сосуде, а все остальные были просто бестолковыми куклами из мяса. Под крыльцом они выстроили себе собственный городок.

– Телефон, – произнес мясной пупсик Боб, входя в комнату в сопровождении дюжины прочего Беличьего Народца, все – размером с Чарли. Боба назвали так потому, что Одри сконструировала его из черепа бобра, сейчас тот увенчивал собой миниатюрный ярко-красный мундир “мясоеда” – стражника лондонского Тауэра. Из всего Беличьего Народца только они с Чарли умели разговаривать, остальные же шипели, щелкали и жестикулировали, чтобы оказаться понятыми, но все были элегантно наряжены в костюмы, которые им сшила Одри.

Боб вручил беспроводную трубку Одри, и та щелкнула кнопкой громкой связи.

– Алло, – произнесла она.

Голос маленькой девочки произнес:

– Аз есмь явленная Смерть, уничтожитель миров!

Одри передала трубку Чарли.

– Это тебя.

Инспектор уголовной полиции Ник Кавуто, пятнадцать лет напарник Риверы по службе в Управлении полиции Сан-Франциско, стоял над кучкой бледного и черного, лежавшей на полу за стойкой магазина Риверы.

– Похоже, ты прикончил ведьму, – произнес он. – Грустно, – добавил он. – Обедаем?

Росту в нем было шесть футов четыре дюйма, весу – двести шестьдесят фунтов, и он очень гордился тем, что играет крутого парня, детектива старой школы: – носит федору 1940-х годов, измятые костюмы, жует сигары, – которые никогда не прикуривает, а в заднем кармане – таскает дубинку, которую Ривера ни разу не видел у него в деле. На Кастро, где он жил, его называли “Инспектор Медведь”. Не в лицо, само собой.

– Она не умерла, – сказал Ривера.

– Жалко. Я надеялся, у тебя в лавке соберутся жевуны и споют свою песенку про динь-дон.

– Она не умерла.

– Можем и сами пару куплетиков исполнить, если хочешь. Я начну. А ты вступишь на “ведьма ведь” ^[4].

– Она не умерла.

– Сколько она уже в отключке?

– Минут двадцать, потом полчаса, тут я тебе позвонил, а потом… – он глянул на часы, – …еще минут пятнадцать.

– Значит, она приходила в себя и ты снова по ней фигачил?

– Пока не мог придумать, что с нею делать.

– По работе скучаешь, да? – Кавуто сдвинул шляпу на затылок и посмотрел на Риверу так, словно ждал исповеди. – Знаешь, технически говоря, ты в активном резерве, можешь выезжать со мной на задания, – когда б ни захотел шарахнуть по кому-нибудь “тазером”. А фигачить по случайным хиппушкам у себя в лавке – не очень хорошо для бизнеса. Обед, конечно, будет с тебя.

Когда на работу они ходили оба, Кавуто обычно принимался говорить об обеде, еще не доев завтрака.

– Она не обычная хиппушка.

– Не сомневаюсь – большинство людей просто падает, а затем тут же встает. Лежать в отключке от электрошокера не принято.

Ривера пожал плечами.

– Насколько могу судить, это ее лучшая черта.

– Тебе придется что-то придумать – нельзя же глушить ее все время. Я уже чую горелое – это что, вискарь?

– Торф, по-моему. Ну да. Это не от шокера, – она просто этим сама пахнет.

– Хочешь, я на нее наручники надену? Или привлечь ее? Вероятно, смогу убедить психиатра упечь ее только за костюмчик.

– Думаю, она запросто может оказаться сверхъестественным существом, – сказал Ривера. Он потер себе виски́, лишь бы не смотреть, как на это отзовется Кавуто.

– Как та якобы птица-женщина, в кого ты якобы девять раз попал из табельного оружия, после чего она якобы превратилась в гигантского ворона и якобы нахер улетела? Типа такого?

– Она собиралась убить Чарли Ашера.

– Ты же говорил, она ему дрочила.

– Тут все иначе.

– Без дрочки?

– Нет, я про то, что она – совершенно другое существо. У этой нет когтей, насколько я вижу. Эта просто визжит.

– Но ты уверен, что она сверхъестественная, потому что?..

– Потому что когда она визжит, у меня голова наполняется умирающими людьми и прочими кошмарными фиговинами. Она сверхъестественное существо.

– Сам ты сверхъестественное существо, обалдуй, – произнес с пола женский голос. Она села.