Голодный Грек, или Странствия Феодула - Елена Хаецкая Страница 39

Андрей посмотрел на волны, на темное небо и молча направился назад, к своей лошади. Феодул пошел за ним следом. Тогда Андрей вдруг остановился, повернулся к Феодулу и сказал:

– Я не слуга тебе, а толмач.

Хотел было Феодул наговорить Андрею и того, и этого, но вдруг увидел он на берегу, в высушенной и выстуженной осоке, нечто такое, от чего сразу позабыл и о воде для бурдюков, и о досаде на строптивого далматинца. Дернул того за рукав и шепнул от волнения сипло:

– Гляди-ка, Андрей, что это там такое на берегу?

И оба побежали смотреть. У Феодула отчего-то немели руки, словно ему предстояло увидеть сейчас нечто страшное.

Но если оно и было когда-то страшным, то те времена уже миновали, ибо теперь оно было мертво. Лежало себе тихонечко в сухой траве, свернувшись клубком, будто спало. Но одна рука была откинута в сторону, и видны были посиневшие неживые пальцы.

– Не трогай его, – попросил Андрей, вздрагивая.

Феодул, не отвечая, присел на корточки и перевернул существо на спину. В Акре Феодул был Раймоном, а Раймон де Сен-Жан-д’Акр был монахом – вот почему Феодул иногда совершенно не боялся ни смерти, ни мертвецов, ни даже чудищ.

Открылось спрятанное в густой шерсти страдальчески сморщенное голое личико. Оно было узкоглазым, похожим на монгольское, с широкими ноздрями, но лишенным какого бы то ни было рта.

– Чудны дела Твои, Господи, – прошептал Феодул.

А Андрей сказал:

– Должно быть, он из тех, кто обитает на том острове. Я слышал о таких, которые не имеют рта, а питаются запахом и для того весьма искусно составляют благовония, потому что у них пахучие вещества считаются тем же, чем у нас всякие яства. Многие земные владыки отдали бы огромные богатства ради того, чтобы заполучить к своему двору такое существо – ведь благовония дорого ценятся во всем мире.

Феодул задумчиво глядел на мертвеца, прикидывая, не предпринять ли в самом деле охоту.

– А есть ли средство поймать одного такого, ничем ему не повредив? – спросил Феодул.

– Их ловят на запах, – ответил Андрей. – Так я слышал от одного старика, жившего при дворе Батыя. Старик еще говорил, что поймать их проще простого. Нужно только пробраться на этот остров, а там я научу, как поступать.

Он еще раз посмотрел на неживое существо и поежился, а Феодул подтолкнул Андрея в бок:

– Идем, идем. Скажи монголам, что надо добыть лодку. Это – для великого хана.

– А с мертвецом что делать?

После короткого раздумья Феодул ответил:

– Доставим его на остров. Пусть сородичи его и хоронят по своим обычаям. Не нам же мерзлую землю для него долбить.

Сын темника слушал толмача невнимательно – как вообще монголы слушают всякого незначительного человека. Несколько раз посреди разговора вдруг принимался что-то обсуждать и обсмеивать с другими монголами, а о Феодуле с толмачом словно бы и забывал. Но Феодул упорно стоял на своем, и в конце концов сын темника принялся кричать на Феодула. Прочие при этом шумно переговаривались, оглаживая лошадей и словно бы занятые спором: которая из этих некрасивых лошадок с короткими монхатыми ногами лучше. Когда сын темника выдохся и, отдуваясь, замолчал, вместо Феодула ответил ему Андрей. Потемневшее одутловатое лицо монгола вдруг расплылось в глуповатой улыбке. Он задал Феодулу несколько быстрых вопросов, один за другим, и на все получил от толмача утвердительный ответ. Тут сын темника рассмеялся, хлопнул Феодула по плечу и обратился к прочим монголам. Те, не дождавшись даже окончания его речи, разом загомонили, и Феодулу показалось, что они как будто ссорятся, но затем трое из десятка куда-то умчались и вернулись спустя довольно короткое время с известием о находящемся поблизости поселке, где имеется лодка.

Поселок еще издали поразил Феодула тем, что на самом видном его месте стояла маленькая церковь – как положено, с крестиком на крыше. Это несказанно обрадовало Феодула.

Сын темника неторопливо двинулся осматривать поселок. Его лошадь то и дело останавливалась, обводя равнодушными глазами неинтересные картины, открывающиеся перед ней: растянутые на берегу сети, разбросанные как попало домишки, между которыми на веревках под камышовыми навесами сушилась бесконечная рыба.

Чувствуя непонятное волнение, Феодул зашел в храм. Снаружи церковь выглядела убого, внутри же казалась мрачной, как могила. Голые каменные стены пахли погребом. Не столько даже погребом, сколько плохо отмытым бочонком из-под сметаны. Всего убранства там и было, что несколько серых от пыли полотенец, висящих на стене, простой деревянный крест посреди помещения и железка, привешенная к потолку напротив окна, – здесь пользовались, по старинному греческому обычаю, билом вместо колокола.

Феодул осмотрелся и принялся вздыхать: хоть и похож на склеп, а все же храм Божий; скучал Феодул без службы и святого причастия. И вот решился он сам себе доставить великую радость и для того призвать сюда священника: путешествующему не должно быть отказа, тем более в подобном деле.

С этим-то намерением схватил Феодул било и ну лупить по железке, подняв ужаснейший трезвон. Спустя некоторое время в храме показался какой-то человек в лохматой шубе, по виду сильно пьяный, и спросил Феодула о чем-то хриплым голосом. Феодул бросил било, высунулся в окно и закричал во всю мочь:

– Андрей!!!

Далматинец обнаружился под самой стеной, где искал укрытия от ветра. Поначалу он наотрез отказывался покидать свое убежище, но, видя отчаяние Феодула, нехотя зашел в храм и вступил в пререкательства с пьяным в шубе. Феодул нетерпеливо ждал и наконец не выдержал, вмешался:

– Что он говорит-то?

– Говорит, что он священник. Готов помочь тебе. Предлагает пузырек освященного масла за три марки серебром и готов принять исповедь за пять.

– Пять – чего? – не понял Феодул

– Марок серебром.

Феодул так и разинул рот. Андрей глядел на него насмешливо. Наконец Феодул сказал:

– Пусть позовет лучше здешнего священника. Я ведь вижу, что он мирянин. Меня не обманешь.

Теперь Андрей от души забавлялся и даже не помышлял скрывать этого.

– Он говорит, что безразлично, кого звать. В этом селении все мужчины – священники.

Феодул перевел взгляд на пьяного, и тот, словно понимая, о чем идет речь, радостно осклабился и закивал.

– Иной раз – по ошибке, должно быть – забредает к ним какой-нибудь епископ, – продолжал Андрей (а сам, схизматик клятый, так и ухмыляется в рыжеватую тощую бороду)

– Они его сразу – хвать! – и поят рисовой водкой, а напоив, заставляют поставлять в священники всех мужчин, и мальчиков, и даже младенцев мужского пола. Вот почему всякий тут – сызмальства священник.

– Для чего же они это делают? – усомнился Феодул.

– Говорят: чтоб наверняка. Среди них бродит такой слух, что скоро вроде бы конец света, а они твердо веруют, что священники-то непременно спасутся.