Героини - Эйлин Фэйворит Страница 38

Я в шоке * Убийца оленя * Попытка вылечиться с помощью мяты * Мечты о валиуме * Конору нужна женщина

Поезд с ревом промчался прямо через шалаш. Так мне, во всяком случае, показалось. Пластиковая пленка, прикрывающая вход, затрепетала, лошадь издала тревожное тонкое ржание, заплясала, зацокала копытами. Я открыла глаза и поняла, что впервые в жизни меня мучает мигрень. Во рту пересохло, губы потрескались в уголках, даже рот открыть было больно. Я ужасно разозлилась и на поезд, и на лошадь. Сложила большой и указательный пальцы, с силой потерла виски. Не помогло. Голова по-прежнему раскалывалась от боли. Нет, мне вовсе не улыбалось проснуться на больничной койке с пологом, услышать, как раздергиваются шторы на окне, увидеть приторную, притворно-любезную улыбочку Элеонор, но и нынешнее положение дел тоже не устраивало. Страшно хотелось пить, я была готова с головой погрузиться в мутные воды пруда, чтобы утолить жажду. Болезненно жмурясь, я оглядела свое жалкое убежище. Плащ Конора свисал с молодого дубка, растущего в центре шалаша. Но самого Конора не было видно.

Я выползла наружу и взглянула на вереницу товарных вагонов. Утренний воздух был влажен и свеж — настоящее облегчение после затхлости, царившей в шалаше. Мимо с грохотом проносились вагоны, боковые панели были изрисованы граффити — «борьба за мир» и прочее. Рисунки и надписи, нанесенные краской из баллончиков, изрядно поблекли. На открытых платформах золотом поблескивали огромные катушки проволоки. Нам с Элби всегда нравилось считать вагоны, но теперь стук колес отдавался в голове невыносимой болью, точно в нее гвозди вбивали. В просветах между вагонами мелькал розовеющий горизонт, хотя небо по-прежнему оставалось ночным, темно-синим. Я поднялась на ноги и потащилась к ручью, осторожно переступая ногами в бумажных шлепанцах через толстые ветки и замшелые камни.

Я шла, и в глазах у меня почему-то помутилось, все вокруг показалось размытым, и я споткнулась. Упала, расцарапала колени о сосновые иголки и какие-то колючки. Крепко зажмурилась, а когда снова открыла глаза, увидела высоченный красный лабазник. Красновато-коричневый цветок в самом его центре походил на пятнышко крови на фате невесты. Журчал ручеек. Где же Конор? Я поднялась, взмахнула руками, словно стряхивая усталость и гнетущее чувство тревоги, и поспешила к воде. Встала на колени на самом краю, сложила ладони лодочкой, зачерпнула ледяной воды и стала жадно глотать. Но это помогло лишь ненадолго. Я нагнулась и погрузила голову в воду в надежде, что это облегчит боль и прогонит видения. Мне хотелось либо содрать с себя кожу, либо расцарапать кого-нибудь до крови. Наверное, у меня ломка! Внезапно целая стая ворон облепили дерево прямо над моей головой и начали шумную перебранку, каркая и издавая другие безобразные звуки. Я наблюдала за ними сквозь ветви дуба, видела блестящие черные крылья, грозно изогнутые клювы. А ведь та загадочная колдунья превратилась именно в ворона, чтобы пообщаться с Конором. Теперь же, наверное из-за мигрени, их слетелась сюда целая стая.

Меня охватила тоска по дому. Если Конор решил уйти, то я больше не связана никакими обязательствами. Не думаю, что будет так уж трудно уговорить маму не отправлять меня в отделение. Сухо треснула ветка, я подняла глаза. От увиденного у меня подкосились ноги.

Конор шагал по тропинке — волосы растрепаны, щека измазана кровью. С левого плеча что-то свисало. Я различила две тонкие ноги песочного цвета, заканчивающиеся черными копытцами. На правом плече покоилась голова оленихи с широко раскрытыми темными глазами. Одна из стройных передних ног была неестественно изогнута, напоминая хоккейную клюшку. Конор шел, оставляя за собой кровавый след. Головой он прижимался к боку животного, олениха тяжело дышала, тонкие ребра вздымались и опускались с каждым вдохом и выдохом. Внезапно он остановился, схватил олениху за ноги и одним рывком снял со спины. Теперь она стояла на земле, пошатываясь и широко растопырив ноги. Конор медленно вытащил меч из ножен.

Я быстро отвернулась и чуть ли не ползком, хватаясь за скользкие камни, начала взбираться по травянистому склону. Мокрые листья липли к коленям. Я стремилась оказаться как можно дальше от ручья и от того, что там происходит. Потеряла один тапочек, тут же сбросила второй и даже порадовалась этому обстоятельству. Босиком было гораздо лучше. Мне хотелось бежать, но я ощущала сильную слабость. Головная боль достигла пика, даже слезы выступили на глазах. Я еще не видела Конора таким. Одно лишь слово звенело в голове: жестоко, жестоко, жестоко. В висках что-то гудело и билось, казалось, череп вот-вот лопнет. Пробегая мимо лошади, я увидела, как она, подняв хвост, уронила на землю ком навоза. К горлу подкатила тошнота, я попыталась подавить ее, прижав ко рту ладони. Слишком поздно. Меня вырвало остатками вчерашнего больничного ужина — мясом и картошкой. И рвало до тех пор, пока желудок окончательно не опустел.

Ноги дрожали так сильно, что бежать к дому я не могла. И повернула к шалашу. Притворюсь, что сплю, а когда выдастся удобный момент, попробую удрать. Жестоко, жестоко, жестоко — звенело в голове. И тут я услышала приближающиеся шаги. Я свернулась калачиком на земле, прикрыла глаза рукой. Вспомнила, как мама страдала от головных болей. Она мучилась по полдня и в это время ничего не могла делать. Я заволновалась. Может быть, за время пребывания в отделении я сошла с ума по-настоящему. Может, у меня теперь галлюцинации. И Конор — всего лишь иллюзия. А несчастная олениха — ночной кошмар. И насквозь сырой шалаш — плод моего воображения, а все остальное — кошмарный сон! Может, я сошла с ума из-за того, что росла без отца. А может, я сама была героиней и все, что окружало меня, не существовало на самом деле.